Наше преступление
Шрифт:
Мужикъ испугался и остановилъ лошадь.
— Спаси, Господи! Каісого Ваню?,— переспросилъ
онъ.
— Да нашего ВЛіюшку... моего хозяина... Ивана Тимофеича...
И безъ того блдное, стараго боярскаго типа лицо Леонтія, съ блокурой бородой лопатой, теперь померт-въло. •
— О-о, спаси, Господи! — промолвилъ онъ. — Чего же вы тутъ стоите?
— А вчера ночью въ больницу его положили... отвтила Катерина.
— Вотъ и стоимъ, сватушка, съ ранней зори до-жидаемся, — говорила подошедшая
_ а теперича вотъ пріхали спровдать его, а насъ не пушаютъ въ болышцу-ту ... Вотъ и стоимъ... дожи-даемся... не знаемъ, чего дожидаемся...
— Какъ не ііущаютъ? Человка убнли, человкъ, можетъ, теперича помцваета. а оішсвоаха^ОДНН.Г-
/
кроввытсъ ае пущаютъ. "Йшь дло какоеі Такого аа-кону нту, штобы не пущать, — говорилъ Леонтій.
— Да вотъ не пущаютъ! — разводя руками, еще разъ подтвердила Акулина. — Да ужъ и опредлили-то его, Ваіпошку, вечоръ ст? грхомъ пополамъ. Не хо-тли класть, а теперича не пущаютъ и, вотъ, што хошь длай... .
— Должны пустить! Я погляжу, какъ меня не пу-стятъ!.. — крикнулъ вспыхнувшій Леонтій и скорыми шагами направился къ подъзду больниды. — Пущай-ка не пустятъ!.. Я погляжу... какъ не пустятъ...
Тамъ онъ изо всей силы началъ колотить кулаками въ дверь и ругаться. Ъіинуту спустя изъ-зп двери мужской голосъ окликнулъ:
— Кто это тамъ безобразничаетъ? што надо?
— Пустите, а то перебыо вс окна, — кричалъ Леонтій, все боле и боле набиравшійся смлости и все сильне и сильне приходившій въ ярость. — Чело-вка убили... человкъ помираетъ, а вы не пущаете... ишь дло какое!.. дверь высажу... отоприте!
— Нельзя ломиться въ дверь, — отвтилъ тотъ же голосъ. — Сейчасъ позову полицію...
— Позови. Наплевать мн на твою полицію! ишь чмъ спужалъ: полиція... отопри, говорятъ теб... Ну, наваливай. Въ мою голову... человка забили... ломи... — уже хриплъ отъ злобы Леонтій.
За минуту еще смиренные, терпливые мужики вдругъ озлобились.
Степенный Егоръ — дядя Ивана, вздумалъ было уговаривать своихъ разгорячившихся родственниковъ, но это не помогло. Мужики приналегли... Дверь начала трещать и подаваться.
Изнутри лязгнулъ желзный крюкъ, повернулся ключъ въ замк, и служитель открылъ об половинки двери, прикрывая себя одною изъ нихъ.
Кучка мужиковъ и бабъ, предводительствуемая Леонтіемъ, протискалась на лстницу.
6* 83
«— Чего йе пущаешь, дьяволъ? — оралъ Леонтій, ругаясь скверными словами и замахнулся на сторожа рукой.
Тотъ отстранился и съ злобно-вытаращенными глазами говорилъ:
— Попробуй, попробуй...
• — А што-жъ думаешь? погляжу на тебя? не пу-щаетъ...
— Намъ не приказано, Мы и не пущаемъ. Мы не по свЬей вол... а ты потиш, не ругайся. Больныхъ безпокоишь... — уже смле огрызался сторожъ.
Леонтій былъ уже на верхней площадк лстницы.
— Человка на смерть забили, а ты не пущаешь... Ишь дло какое!—не унимался онъ. — Закону такого нту, штобы не пущать.
— іішь расходилсяг нералъ какойГ навозна куча... говорилъ сторожъ, запирая дверь на крюкъ.
Продолжая шумть и ругаться, мужики и бабы прошли коридоромъ и спустились внизъ.
Комната Ивана оказалась запертой, а ключъ на-ходился у смотрителя, какъ заявилъ служитель. На самомъ дл онъ былъ у нго въ карман.
— Давай сюда смотрителя!—кричалъ расхрабрив-шійся Леонтій.
Побжали наверхъ за смотрителемъ. Явился, пе-реваливаясь на короткихъ ногахъ, низенькій, заспан-ный, толстый, какъ обрубокъ, съ болынимъ лицомъ, съ рыжей бородой и раскосыми глазами фельдшеръ, жеяа котораго занимала должность эконома при боль-ниц, онъ же самъ исполнялъ ея обязанности.
Отъ мужицкаго крика и ругани фельдшеръ оро-бл' . и приказалъ отпереть дверь.
Мужики и бабы гурьбой ввалились въ комнату.
Полъ во многихъ мстахъ былъ залитъ кровыо, на двери и стнахъ до высоты человческаго роста кое-гд виднлись ясные отпечатки окровавленныхъ
ладопей вмст съ паш^аа еіап-кагак ги
84
Иванъ лежалъ на кровати съ сорванной съ головы повязкой, тяжело всхрапывая и колотясь всмъ т-ломъ. Онъ такъ неудобно былъ положенъ, что тонкіе вертикальные желзные прутья въ изголовьи кро-вати врзались ему въ его израненную голову. Тюфякъ, подушка, простыня были окровавлены, на полу стояла цлая лужа крови.
Бабы подняли вой. Мужики пришли въ неисто-ство и, ругаясь, какъ въ кабак, переложили Ивана удобнеидалыне отъ желзныхъ прутьевъ, а Акулина и Катерина обложили его голову подушками и самого его укрыли одяломъ, привезенными съ собой изъ дома.
Фельдшеръ, у'бдившись, что допущенъ возмути-тельный недосмотръ, почувствовалъ себя виновнымъ и окончательно растерялся.
— Нешто это порядки, а? это порядки? ахъ ты, рыжій песъ...
Леонтій ругался, лзъ на фельдшера съ кулаками и наконецъ замахнулся.
Тотъ, блдный, какъ полотно, уклонился отъ уда-ра и закричалъ.
Въ толпу между галдящими мужиками, бабами и служителями протискался молодой, рослый, съ угре-ватымъ лицомъ и атлетическими мускалами служи-тель Артемъ, нанятый главнымъ образомъ для того, чтобы удалять изъ больницы буйныхъ постителей.
Онъ молча схватилъ за шиворотъ разбушевавша-гося Леонтія и потащилъ вверхъ по лстниц, когда же тотъ вздумалъ было оказать сопротивленіе, онъ стукнулъ его ладонью по затылку. Леонтій сразу оцнилъ тяжесть артемовой руки и заговорилъ въ иномъ тон.