Наше преступление
Шрифт:
Такъ какъ дти были слабыя и опасались, что они скоро умрутъ, то Акулина рано утромъ похала на поповку крестить ихъ.
Катерина проснулась довольно поздно. Акулина еще не возвращалась. Лукерья попробовала выдавить у родильницы молоко, но въ изсохшихъ грудяхъ его не оказалось. Лукерья нсколько разъ принималась его отсасывать, но вс усилія ея оказались тщетными.
Катерина безъ протста позволяла длать надъ со-собою все, что хотлй бабы.
За нсколько минутъ до возвраіценія Акулины съ поиовки, когда Лукерья въ пятый или шестой разъ пробовала отсасывать молоко, родильница приподняла голову
сетъ...», прошептала «МЛЮЙ|іап.ка2ак.Ги 230
Смхъ и шопотъ я были такъ слабы, что Лукерья, увлечнная своимъ дломъ, и н разслышала, только ІІрасковья, дремавшая на нечи посл безсонной ночи, приподняла голову. Ея тревожно насторожнно, чутко ухо поразили т странные, неестественные звуки, ко-торые издала дочь.
Катерина лежала на кровати съ высоко припод-нятой на подушкахъ головой въ такомъ положеніи, что лицо ея приходилось какъ разъ противъ печи.
Старуха подозрительно и пристально посмотрла на дочь, и то, что она подмтила на ея лиц, заставило вздрогнуть и опуститься ея сердце. Ей показалось, что это дорогое ей лицо расплющено. Глаза, носъ, подбо-родокъ, щеки, губы — все какъ будто было на м-ст у Катерипы и все какъ будто расплылось, пере-мшалось, какъ бываетъ съ портретомъ, на которомъ неосторожнымъ движеніемъ размазали мокрыя краски.
«Болзнь да роды никого не красятъ», утшала себя Прасковья, опуская снова на подушку голову, но безотчетная тревога пе только не унималась, а съ каждой минутой все сильне и больне налегала на сердце, точно замахнулась безжалостная рука и вотъ-вотъ опустится на голову смертельнымъ ударомъ.
Изъ церкви пріхала Акулина, по праздничному пріодтая, сіяющая и радостная. Въ ея сердц возник-ла любовь и жалость къ маленькимъ существамъ — ея впукамъ, и въ этой любви окончательно потонули вс своекорыстные расчеты, ещ недавно не давав-шіе ей покоя. Съ широкой улыбкой счастія поднесла она новокрещенныхъ къ родильниц.
— Вотъ теб Ивапушка — въ честь покойнаго ба-тюшки. Какъ бы теперь порадовался-та! Ужъ какъ жалалъ сыночка, родим-май...— И у Акулипы вдругъ сморщилось все лицо и потокомъ хлынули слезы. — А это — Анюточка, добавила она, оправляясь..
231
Маша съ ревнивыми, разгорвшимися глазами и съ ноджатыми губами взобралась на кровать къ Ка-трин и рвала изъ рукъ матери малютокъ.
— Дай, дай! Мамъ... Чего-жъ не даешь? Все бы только сама... Ты ужъ сколько держала. Дай... мамъ... нетерпливо и капризно просила она и успокоилась только тогда, когда получила на руки одного изъ но-ворбжденныхъ.
Каторина едва взглянула на дтей, тихо разсмя-лась и отвернулась.
— Што-жъ ты, доченька, аль не рада дточкамъ? Погляди, какія они у насъ хорошенькія?
Катерина все ухмылялась и, взглядывал на дтей, стыдливо отворачивалась.
Акулина и Лукерья недоумвали.
Прасковья, не дыша, во вс глаза глядла на дочь съ печи.
— Да рази это дти? — тихо и внятно, своимъ низ-кимъ, охрипшимъ груднымъ голосомъ проговорила Ка-терина и оиять отвернулась и разсмялась-
— А кто же они, Катюшка? — удивленно спросила Акулина, отстраняясь отъ кровати.
— Обманываешь...
— Што ты, Господь съ тобою... — еще боле изу-милась Акулинна.
— Не знаю я, што ли? У Миколая у Пана ощени-лась сука, а щенковъ взяли да подъ меня подкинули... рази не знаю?!.. медленно и тихо, съ хитрой усмш-кой и съ хитрымъ взглядомъ проговорила Катерина.
Акулина растерялась. Прасковья всплеснула ру-ками и зарыдала.
— Головушка моя бдная, доченька моя несчаст-ная!.. Сватьюшка, да вдь она ума рши-ла-ся!..
Новое горе, какъ громомъ, поразило Акулиину. До самаго -вечера она ходила убитая, растерянная, ничего не соображавшая.
Вечромъ Прасковья сходила на деревню и по-просила знакомаго парня създить въ Черноиемь и ска-зать Леонтнію, чтобы завтра ж взялъ ихъ отсюда.
Всю ночь не спала Акулина, плача и думая о своемъ новомъ тяжкомъ положеиіи. Она ясно созна-вала, что ей н подъ силу прокормить сумасшедшую невстку съ двумя малютками. Утромъ она ршилась въ очень деликатной -форм намекнуть о своихъ за-трдненіяхъ свать Прасковь.
Старуха, тож н спавшая и окончательно сраже-ная новымъ несчастьемъ, слабымъ, больнымъ голосомъ отвтила:
— Не печалься, сватьюшка, спаси тебя Христосъ Н-бесный за твою хлбъ-соль и за вс твои заботы и по-печенія, а доченьку и малютокъ не оставимъ у тебя на ше. Я вечоръ наказала Лёвушк. Прідетъ и забе-регь насъ всхъ.
Днемъ пріхалъ Леотій, завернулъ вновь разбо-лвшуюся мать и сестру съ малютками въ шубы, уса-дилъ ихъ въ телгу и повезъ къ себ въ Черноземь.
XVI.
Посл того, какъ старецъ упалъ въ обморокъ и нсколько дней пролежалъ на лавк, не вставая, онъ позвалъ къ себ Леотія.
— Левонъ, какой нонче день-то? — спросилъ онъ.
— Четвергъ. Теб на што?
— Въ субботу истопи баню, сынокъ, а... въ вос-крссенье свези въ церковь... пріобщиться... надоть...
— Што, помирать собрался? — съ усмшкой спро-силъ Леонтій, кивнувъ на отца головой. — Давно по-ра... Надоло чужой вкъ-то заживать. Истопимъ што-жъ...
Никогда не болвшій старецъ и теперь н чув-стіювалъ никакой болн, алъкь доа:км'ь
днмъ у нго убывали силы, догадался, что му уж не встать бол самому съ лавки, поэтому хотлъ по-христіански приготовиться къ тому послднему путе-шетвію, откуда «нтъ возврата».
Въ субботу была вытоплена баня. Леонтій съ Его-.рушкой вымыли въ нёй старика и надли на него чисто блье, въ воскресенье вывели его подъ руки изъ избы, посадили на телгу и повезли въ црковь, находившуюся всего въ полутора верстахъ отъ Чрно-земи. За всю дорогу старецъ не проронилъ ии одиого слова, но осмысленнымъ, усталымъ взглядомъ осма-тривался вокругъ себя, какъ бы прощаясь съ той зм-лй, на которой онъ родился и прожилъ свою долгую, трезвую, честную жизнь.
Въ церкви Пётра, прислонившись къ стн, вы-стоялъ всю обдню на ногахъ, жарко молясь Богу, и даже выражалъ неудовольстві на Егорушку, когда тотъ поддерживалъ его, видя, что у дда дрожатъ и подгибаются колни.