Наше преступление
Шрифт:
Акулина, подождавъ, пока успокоилась невстка, быстро и крпко заснула.
Казалось, что Катерина мгновнно, какъ только головой дотронулась до подушки, погрузилась въ- крп-кій сонъ; на самомъ ж дл она испытывала почти блаженно состояніе, если бы н безпокоила головная боль. Къ ней тотчасъ же явился мужъ, котораго только чго такъ некстати спугнули, н давъ съ нимъ нагово-риться вволю. Пржде Катерина до смерти боялась его появленія; сегодня ж, когда онъ явился, она не толь-ко но испугалась, но даже и н удивилась, найдя, что такъ и быть должно и что его появленіе такъ
— Тутъ всго насказали... — говорила она Ивану,
— будто мужики тбя убили... и кровь на трав... большой кругъ... да вс н врю...
Иванъ улыбнулся, таинственно подмигнулъ и слъ у нея въ ногахъ. Катерина сразу замтила, что онъ былъ въ черномъ новомъ пиджак, въ блой, съ крас-ными крапинками, ситцевой рубашк, въ жилетк при часахъ съ цпочкой и въ лакированныхъ сапогахъ.
— Ну што жъ, убили, а я вотъ живъ, — съ свой веселой улыбкой отвтилъ Иванъ.
И Катерина знала, что это такъ и было и иначе не могло быть.
— Ишь франтъ какой! — ворчливо сказала она. — Какъ разрядился! Для праздника, што ли? Поберегъ бы добрую одёжу... Зачмъ трепать? Али тамъ, гд живешь-то, всякой день праздникъ?
— Хочешь яблоковъ? — спросилъ мужъ.
— Ой, ты мн ноги отдавилъ, ишь услся... ду-
маешь, лгонькой? с*ду^.теіап-кагак.ги 218
Ы она, похлопавъ рукой по одялу, указала ему мсто съ краю кроватн, ближе къ ея лицу- Иванъ послушно преслъ.
— Хочешь, што ли? — прспросилъ Иванъ и раз-вязалъ пстрый платокъ, въ которомъ были краснобо-кія яблоки.
— Н надо мн твоихъ яблоковъ. Н хочу... — капризно заявила она. — Почму не принсъ мятпыхъ пряниковъ? Помнишь, блые... у Соколова въ лавк покупалъ... Принеси...
— А я сычасъ... однимъ духомъ... *— отвтилъ Иванъ, весело подмигнувъ, такъ, какъ онъ это длалъ при жизни.
И онъ убжалъ въ городъ въ лавку Соколова и принесъ Катерин пряники. И вс это произошло такъ быстро, какъ будто онъ совсмъ и не отлучался, а взе время находился при !нй и въ то ж время хо-дилъ въ лавку. И вс это было какъ нельзя боле простс и стественно и иначе быть н могло.
— Ты мн сына-то родишь? — спросилъ Иванъ, указавъ на ея животъ.
— А то какъ же... Кого жъ мн родить?!
— Можетъ, двочку ... не хочу...
— Нтъ, мальчишку...
И только что подумала она спросить, принесъ ли Иванъ для сына красные козловые сапожки, какъ мужъ вынулъ уже ихъ изъ кармана своего пиджака.
— Обряди его, сынишку-то, — сказалъ онъ, улы-баясь и подавая ей сапожки, и изъ того же кармана вынулъ красную шапочку съ длинными наушниками и черный дубленый полушубочекъ, отороченный по борту и воротнику срымъ, курчавымъ каракулемъ, и все это передалъ ей.
— Какой у тебя карманъ-то... Сколько въ ёмъ
219
й Катерияа разсмялась оть восторга, съ восхи-щевіемъ разсматривала эти драгоднностн и разгла-живала ихъ рукой...
— Ты насъ жалешь... — съ благодарностью ска-зала она, отожествляя себя съ будущимъ сынишкой.
— Какъ ж не жалть? Кто васъ жапть будетъ, ежелп я не пожалю?!
XIII.
Два дня йпустя Леонтій пріхалъ въ Щепталово съ полуоправившейся Прасковьей, которая, во' что бы то ни стало, хотла навстить заболвшую дочь. Ка-терина бредила во сн днемъ й ночью, не пила и не ла, но когда ее разспрашивали, то отвчала вполн разумно и жаловалась на нестерпимю головную боль.
— Голов.ушка моя бдная, — говорила стар.уха, стоя у постели больной дочери, — к.уда дваться мн съ ею? Тамъ ддко лежитъ, доживаетъ свои послд-ніе денечки. Я день ползаю, а три дня лежу. Лё-вушка, можетъ, отвезъ бы ее, К&тюшку-то, въ боль-ницу. Все-таки тамъ лучше помогли бы. А то, што мы знаемъ, люди темные?
— Страшно, сватьюшка, какъ въ больницу-ту? — встряла Акулина и тотчасъ же по своему обыкнове-нію всплакнула. — Уморили тамъ ненаглядное мое со-кровшце, В&нюшку, и е тамъ уморятъ. Кто изъ боль-ницы живой выходитъ?!
— Да што, рази больиица для насъ, мужиковъ? — озлобленно подхватилъ Леонтій. — Съ насъ только и знаютъ, что деньги дерутъ, а за господскими собач-ками тамъ лучше ходятъ, чмъ за нашимъ братомъ. Уморили Ивана Тимофеича и ей не миновать, и ее уморятъ. Можетъ, привези он Ивана-то Тимофеича прямо домой, такъ и отлежался бы. А изъ больницы, дло извсное, одна дорога — на погостъ. Кто оттуда живой да здоровый пыходитс>?у.еІап-ка2ак.Ги
Да, да, сватушка. И теперь бы нашъ Вашошка-то, можтъ, живъ бы былъ, кабы привезли тогда до-мой... — сквозь слзы поддакивала Акулина, — а то мы съ Ксітюшкой совсмъ тогда отъ горя-то ума р-шились, ну и ... повзли и вотъ... нту тепрь у насъ ВИшошки...
Старуха Прасковья, слушая сына и сватью, мор-щилась, точно отъ боли.
— О-охъ, Лёвушка, — заговорила она, укоризннно покачавъ головой, — зачмъ говоришь неправду? Отецъ твой болыне ста годовъ на свт прожилъ, я осьмой десятокъ доживаю и мы никогда не сказали ни о комъ неправды и васъ учили такъ-то говорить одну правду истинную, а ты отъ Егора, твоего пустобайки-брата, иаучился лгать. Зачмъ охаявать добрыхъ людей? За это Господь строго накажетъ, Лёвушка, за это Богъ н проститъ. . .
— Да, по твоему, — вс говорятъ неправду. Вы только съ отцомъ правильные. Рази не для господъ больницы на наши трудовые мужицкіе гроши строены? Разл земство съ насъ н деретъ деньги? Мы и не знаемъ, куда ихъ расходують... все по господскимъ карманамъ расходится.
— Ты самъ меня по лту туда отвозилъ и три недли, какъ одинъ денечекъ, я тамъ вылежала и ко всмъ тамошнимъ порядкамъ приглядлась. Глав-ный дохтуръ тамъ хорошій, обходительный и фершала и фершалицы хорошіе... Дай имъ, Господь, здоровья!
— старуха, отыскавъ глазами иконы, перекрестилась, — помогли мн и денегъ ни копечки не взяли и ни-какихъ господъ тамъ не лечатъ и господскихъ соба-чекъ я тамъ ие видала, а все лежатъ мужики да бабы и за всми одинъ уходъ...
— Ну, завела... — сказалъ Леонтій, махнувъ ру-кой. — По теб вс на свт люди хорошіе, худыхъ-то нгу-ти, а денегъ въ больниц не взяли, такъ возь-мутъ...