Наше преступление
Шрифт:
Исподволь Ивана онъ охарактеризовалъ, какъ пья-для того, чтобы калчить парней, и все дло предста-вилъ такъ, что Кирильевъ, нанившись ньянымъ, самъ ползъ драться, а т, защищаясь, шибко его избили, цричемъ прозрачно намекалъ, что били его два подсу-дикыхъ и два свидтеля, а Степка Горшковъ, котораго онъ знаетъ «съ .измалтства», попалъ подъ судъ по глупости своей, а въ драк никакого участія не при-нималъ. .
ницу-буяна, пользовавщагосд св<
силой
.ги
Какъ
— Прошу садитсъ, господа... пожальста... не стс-няйсъ... пожальста... — жестомъ приглашалъ онъ и, н отрывая глазъ отъ опроснаго листа, отыскалъ рукой висвшій на черпомъ шнурк ріпсе-пег съ толстымъ золотымъ ободкомъ и, надвъ его на переносицу, все продолжалъ смотрть на бумагу. Засдатели, шмыгая стульями, стуча сапогами и громко сморкаясь, разм-стились вокругъ стола, кто стоя, кто сидя.
‘ —Ну, какъ же мы будемъ судійтъ, господа? — спроеилъ старшина, складывая ріпсе-пег и, высоко под-нявъ голову, осматривалъ присяжныхъ.
Наступило недолгое молчаніе. у
— Да вот^ отъ тебя ждемъ слова... Ты — старшина, теб первому и говорить, — предложилъ Никита-мяо-никъ, мужикъ съ добрыми, лнивыми глазами.
— Правильно, — заговорили присяжные изъ мужи-ковъ. — Пущай старшина первый и скажетъ. Голова-то у его не такъ забита, какъ у насъ...
Парикмахеръ, глядя черезъ очки съ брезгливымъ выраженіемъ въ лиц, молчалъ, молчали и остальны горожане и два мужика, задобренные Ватажнымъ.
— Тутъ по совсти, господа, надо, — оживился н-мецъ.
— А какъ же?! Нешто жъ не по совсти?! На то и присягу нринимали... какъ же можно не по сов-сти?! — говорили мужики.
— Вотъ и я говору... Все это, какъ его... отъ глю-постей ихняго пройсходило... Ну, знаете, выпили не-множко винда этого, какъ это бывайтъ... Одинъ ска-залъ непріятно слово, а другой ему отвчаль... ну, молодая кровь разгорячилась... а тотъ, какъ его... Ки-рильинъ прилпилъ муха кому-нибудь, ну и пошла и пошла и давай это... бумсъ-бумсъ другъ другу... — При этомъ нмецъ показалъ руками, какъ парни д-лали бумсъ-бумсъ. — Вотъ и драка съ обоихъ сторона... какъ это называй... да... обоюдны драка...
Высказавъ это, нмецъ остался чрезвычайпо дово-ленъ собою за то, что нашелъ два такихъ опредлен-ныхъ русскихъ слова, какъ обоюдная драка.
— Ну да, — повторилъ онъ, — обоюдны драка... и никто не виновнай... •
До послдней фразы засдатели изъ мужиковъ на-пряженно и серьезно слушали неуклюжую рчь стар-шины, но тутъ страсти вдругъ разгорлись.
Мужикъ съ ломанымъ носомъ, въ короткой, чистой ватной пальтушк, опоясанной старенькимъ пояскомъ, въ длинныхъ сапогахъ, сердито задергалъ желтой рд-кой растительностью на подбородк.
— Невиновны, невиновны! значится, оправдай ихъ! Теб хорошо такъ .говорить, баринъ, — почти вра-ждебно засиплъ онъ, и оловянные глаза его загор-лиоь злобой. Вы нашей жисти не знаете, баринъ... До вашихъ хоромъ она не доходитъ... Пожили бы въ деревн, какъ мы, такъ знали бы... А намъ житья нтути огь нарней, такъ особачивши... да! Свои дти, вонъ чуть малость отъ земли поднявши, до батькиной бороды добирайтся... На бблыпину его ставь, а не то голову проломитъ... Да!
Мужикъ горячился И пяямаияалъ пюят
— Прежде хошь страхъ на ихъ былъ, — скли, а тенерича, какъ розгн унистожили, никакого страху не осталось. Зачнутъ озоровать, скажешь слово, такъ они теб десять... да еще угрожать зачнутъ: «молчи, пока цлъ», да такъ облаютъ, такихъ словъ наговорятъ, што и сказать поскудно. То былъ ты человкъ человкомъ, а то што свинья изъ помойки, такъ тебя облаютъ. Ну и отстанешь.
Мужики, видимо, рады были случаю, что прдста-вилась возможность поговорить о своихъ обидахъ.
— Нонч они вонъ што говорятъ,— вставилъ Ники-та-мясникъ: — «Што ты намъ сдлаешь? пороть н смютъ; не т времена. Тепрь слобода. Што хочу, то длаю. Никому н подначальный, самъ себ на-чальство!» Только намъ и осталось защиты, што судъ, да и суда-то н дюже боятся, потому суды-то нонч легкіс. пошли.
— Легкой судъ! это што?! Слаббй, слаббй... прямо никуды... — заговорили мужики.
— Тта-акія сстра-асти ппо-она-адлали, чч-еловка нна смерть зза-ашибли дда дда и опправ-авдай ихъ?! дда опра-авдай?.. — весь напружинясь и покраснвъ, подхватилъ Михайла Бариновъ — арендаторъ имнія Хлябино, динственный изъ всхъ засдателей во всхъ подробностяхъ знавшій исторію убійства Ивана.
— Оправдать никакъ невозможно, — перебилъ Ни-кита. — ТоЛЫсо и страху на ихъ, озорниковъ, осталось, што судъ. Я вотъ самъ папоротьскій, всего шесть верстъ отъ города. Такъ у насъ, баринъ, по деревн вечеромъ безъ опаски пройтить нельзя. Никогда преж-де не слыхавши и не видавши ничего такого. А когда свой праздникъ, такъ у насъ на деревн сущій адъ. Есть какіе непьющіе, такъ ужъ какъ тараканы по щелямъ, по своимъ избамъ сидимъ да норовимъ ссть-то подальше отъ окна, а то и дома-то стягомъ по голов достанутъ. И дома-то нон нтъ пристанища.
А по улиц и не ходи. Того и гляди, либо тебя стягомъ
по голов, а не то ножъ въ бокъ, такъ ни за што, ни про што. И все парни. Мы вотъ мяснымъ дломъ займаемся и хошь бросай. Подешь на добычу по . усадьбамъ, значитъ, и сохрани Богъ, ежели чуть не пст}>афивши засвтло домой. Щг > страху-то иаб<)решь-ся... А ежели деревня какая'на дорог, объзжай, пото-му какъ по торговой части завсегда при себ денжон-ки... ограбятъ и самого убьютъ.
Къ столу придвинулся высокій, краснвый, съ бу-рой бородой мужикъ въ черномъ новомъ пиджак — плотникъ Степанъ Васильевъ изъ Черноземи, тотъ, что во время праздиика Рождества Богородицы усмирялъ пьяныхъ односельцевъ.