Наши нравы
Шрифт:
Стали подрастать дети, Сергей Александрович шел быстрыми шагами к блестящей карьере, и Анне Петровне стало еще больше забот, так что ей некогда было и думать о «забавах любви», — как она презрительно называла увлечения менее строгих женщин, чем была она сама.
Впрочем, в молодости Анна Петровна нарушила обет верности один только раз, но это сделано было давно и сделано было опять-таки не по страсти, а скорее по обязанности, из чувства заботы о муже и семье.
Тогда Сергей Александрович только что оперился, и на молодую жену случайно обратила внимание особа, от которой зависело слишком многое, чтобы Анна Петровна не поспешила на внимание ответить вниманием.
Какие-нибудь четверть
К «забавам любви» самого его превосходительства Анна Петровна относилась с снисходительным презрением умной женщины и заботилась только о том, чтобы эти забавы не стоили очень дорого.
Ее пора, когда Сергей Александрович после ужина любовался стройным станом и свежестью лица своей жены, миновала. Взглядывая в зеркало, Анна Петровна стала замечать, как пропадала нежность кожи, как седые волосы пробивались в блестящих черных волосах, и как некогда стройная пышная фигура ее стала расплываться… Несмотря на самые тщательные заботы о сохранении красоты, красота пропадала, и Анна Петровна, не без горечи оскорбленного самолюбия, должна была свыкнуться с мыслью о вдовьем положении.
Она знала всех «прелестниц», смущавших его превосходительство, и когда одна «прелестница», какая-то ловкая женщина, жена одного из чиновников, заставляла слишком много тратить старика на забавы любви, то ее превосходительство сумела довольно ловко дать мужу прелестницы назначение в дальнюю губернию и поспешила утешить его превосходительство новой «забавой» — миловидной горничной, которую Анна Петровна стала чаще посылать в кабинет его превосходительства с поручениями…
Анна Петровна весело смеялась, когда через несколько времени горничная ушла и сделалась любовницей его превосходительства. По крайней мере это была дешевая забава.
А сама Анна Петровна, достигнув той поры в летах женщины, когда осень готова смениться зимой, с изумлением замечала, что стала особенно заботиться о туалете, сердилась на седые волосы, по временам чувствовала хандру и как-то оживлялась, когда среди деловых бесед с Евгением Николаевичем она замечала пристально устремленный взгляд молодого человека, тотчас же робко опускавшийся при взгляде Анны Петровны.
Она гнала от себя прочь глупые мысли, невольно закрадывавшиеся в ее голову, но красивый и робкий молодой человек так почтительно нежно взглядывал на нее, так нечаянно говорил ей комплименты, что Анна Петровна не могла даже сердиться. Сперва она боялась верить, потом ей стало жаль бедного молодого человека, и наконец поздняя страсть вспыхнула в пятидесятилетней женщине. Она не устояла против искушения, против любовника скромного, почтительного, такого, который не мог компрометировать ее репутации. Он был слишком умен и осторожен, и ни одна душа не догадывалась об их отношениях. Она была слишком осторожна, чтобы рисковать даже и под обаянием поздней любви.
Евгений Николаевич делал карьеру, а Анна Петровна наслаждалась бабьим летом любви и молодилась, несмотря на свои пятьдесят лет.
Трудно быть матерью многочисленного семейства. Анне Петровне предстояло еще много забот и тревог. Нужно было выдать дочерей, надо было пристроить Шурку. Вениамин семейства, самый беспутный и любимый, смущал ее и составлял предмет самых нежных забот. Старшие сыновья шли своей дорогой и были дельными людьми, а Шурка… она так часто платит за него долги, он так легкомысленно делает новые и так легко оправдывается, что Анна Петровна решительно
И она вся отдавалась этим заботам. Она узнавала о женихах, узнавала о невестах для Бориса, имела самые точные сведения о чужих состояниях, не забывала при случае о дополнительных источниках и со страхом думала, что муж становится стар и что на смену ему, быть может, готовится новый человек. И она еще деятельнее узнавала об интригах и чаще ездила к влиятельным дамам узнавать, чем пахнет в воздухе.
Но в воздухе еще пахло «хорошо». Его превосходительство пользовался благосклонностью высшего начальства, и Анна Петровна возвращалась с разведок довольная, веселая и осторожно советовала Сергею Александровичу не забыть съездить с визитом к «маленькой графине Z», которая так часто спрашивает о здоровье Сергея Александровича.
Старик морщился, но ехал. Ехал и любезничал с «маленькой графиней», памятуя французскую поговорку о боге и женщине.
В поисках за невестами Анна Петровна год тому назад обратила внимание на Евдокию Леонтьеву. Что бы там ни говорили, но у нее миллион приданого. Анна Петровна просила Никольского узнать, наличными ли деньгами, и Никольский привез известие, что наличными. Анна Петровна расправила крылья как коршун, перед тем, чтобы взлететь, и занялась мыслью женить Бориса на Леонтьевой. Она охотней сосватала бы такую невесту для Шурки, но Шурка не был такой заманчивой наживой, которую бы клюнул Леонтьев. Она знала этого мужика и понимала, что для «мужика» Шурка «очень жидок». А Борис как раз соединял в себе все, что нужно для приманки. Сын влиятельного человека, молодой генерал на виду, сам будущий влиятельный человек, солидный молодой человек, имеющий вес и репутацию. Такой зять льстил тщеславию сумасшедшего мужика и давал надежды на то, что в будущем зять будет полезен. Дело представлялось выгодным, и Анна Петровна с энергией принялась за него. Она летом познакомилась с семейством Леонтьева (они были соседями в деревне), выписала Бориса, познакомила его и, вернувшись в Петербург, советовала ему бывать у Леонтьевых.
Борис понял, о чем хлопочет мать, и мысль ее, сначала показавшаяся ему чересчур оригинальной, мало-помалу понравилась ему. Миллион приданого! Из-за этого можно было жениться на скромной, несколько странной, не особенно красивой Евдокии Леонтьевой. Борис стал бывать раза два в неделю у Леонтьева, обедал у него, а после обеда подходил к молодой девушке, просил ее сыграть или спеть и слегка за ней ухаживал. Он не торопился с этим делом и на советы матери поспешить, отвечал, что еще успеет. Но мать зорко следила и, проведав, что граф Ландскрон собирается сделать предложение, поспешила на помощь к сыну и, по обыкновению, первая предупредила его об опасности, что кусок может быть вырван из-под носа. Она тотчас же поговорила с Леонтьевым и нашла, что он был бы очень рад пристроить свою «девку». Оставалось приготовить к этому шагу мужа, и она сделала это, по обыкновению, с успехом. Осталось заключить договор с сыном. Не для одного же Бориса она хлопотала!
Вечером, в тот самый день, когда его превосходительство имел объяснение с Борисом по поводу предполагаемого брака, Анна Петровна поднялась к сыну и спросила:
— Ну что, отец согласен?
— Он умывает руки! — отвечал Борис.
— Значит, согласен!
— Старик не может свыкнуться с мыслью, что Леонтьев — бывший целовальник! — улыбнулся Борис. — Старик совсем выбивается из колеи, maman… Он забывает, что мы нищие и что имя Кривских учесть гораздо труднее, чем имя Леонтьева.