Страница еще белая. Тишина еще тишина.Утешительно глядеть на облака. Как всегда.Тем не менее, несмотря на всё этоСтихам нелегко появиться на свет, они во мне что-то ломают, раскалывают, уносят c собой что-то из меня.От каждого стихотворения остается шрам.Сергей Завьялов
Переводы Светлана Семененко (помечены звездочкой в конце стихотворения) воспроизводятся по книге: Каплинский
Яан. Вечер возвращает все / Пер. с эстонского С. Семененко. Москва: Советский писатель, 1987. Переводы отредактированы автором, Игорем Котюхом, Еленой Пестеревой и Еленой Дорогавцевой, которым автор приносит свою благодарность. Остальные переводы выполнены мною. – Я. К.
«Я молюсь за реку…»
Я молюсь за рекупленницу между береговмолюсь за деньпленника между ночеймолюсь за снегпадающий с неба на грязную землюа кто будет молиться за менякогда я останусь один среди техкто никогда не пойметмоей любви*
«Где истоки ветра…»
Где истоки ветрагде отдыхают облакагде рождаются волныкуда пропадает свет уходящего дняони хотели чтобы мы нашли путькоторый они сами же нам запретили искатькостер разгорится и погаснетзвезда останетсяа намостанется лишь сонон растет а я умаляюсьуже качаются желтые купальницынад моей головой*
«Воины пели у костров…»
Воины пели у костровдевушки пели на пути к родникуоблака неслись над горамия поднял руки к тебечерез время и дальбудь тишинойбудь голосом или отзвукомникто не слышитслов тишинытебе осталисьстихи и сны
«Из пыли и красок родятся новые бабочки…»
Из пыли и красок родятся новые бабочки а нас вернут в землю как сломанные кости на свое местогде-то в потемках в ненастье облизывают волны новорожденные острова как львица своих детенышейслова делают первые шаги в белой тьме страниц где нет ни теней ни пространства ни далипока не появится на свету что-то невиданноe новые координаты северные сиянья белые ночипадучие звезды и удары серебряных молотков сквозь глубокий сонстены касаются пальцев и сок шуршит в извечном сердце кленаведь когда-то мы должны были встретиться кровь наших предков и наших детей красные землянички протягивают руки а герани странно безмолвныдюны дюны как будто белый песок помнит журчанье райских рек одинокие муравьи заблудились в ветру на берегах зажигаются гвоздикичто то сгорает неотвратимо ночь бросается в теплые объятья сосняка и ближайшие созвездия рассыпаются в ее волосахмиг воспоминания полон шума древних водопадов морских раковин и сновидений пчел там за темными стенамиспособно ли что-нибудь начаться снова все сгорает там в глубине тускнеют угли и каменеют жилыи когда настанет время подняться пепел не отпустит наших рук и на крыльях заледенеет туман от родниковоткуда эта ребячья улыбка в королевском дворце откуда клевер четырехлепестковое счастье набрал отвагу расти здесь под высокими колоннамигде устанут даже черные письмена берез и зеленые крылья листьев прежде чем глина опять станет глиною и кровавая грязь впитается в землюнет нет никому нигде не нужна ваша история ваши победы и поражениямир просто мир медузам тетеревиным яйцам мир шелестящим муравьиным тропинкам мир райским птицам плющам мир небесам мир тебе бекаса полетмир яблокам грушам сливам абрикосам апельсинам диким розам возле хибарки железнодорожного сторожаRequiem Requiem aeternam*
«Ты ты луна в чье лоно тебе пришлось опустить тьму…»
Ты ты луна в чье лоно тебе пришлось опустить тьму когда еще не было ночипомнишь ли день стоял перед новой страницей и не решался войтимарт ждал в изголовье и дул в кулак апрель вышел из морской пенывсе прочее лишь шум ветра полет сгоревших книг по небосводупомнишь ли воскресенье помнишь ли жизнь ты ведь знаешь где нас погребли приложи ухо к земле и послушайэто не поезд вдали не бронемашина не паровой молот не воздух свистящий в легких не удары пульсалуч света вернет белую бабочку из-за орбиты Плутона*
«Мох глух и глубок и под колоннами пахнет медом и пчелами…»
Мох глух и глубок и под колоннами пахнет медом и пчеламикапелька покоя и радости на твоем последнем клочке землисолнце опускается по искалеченным смолистым стволам и гладит твои закрытые глазанебо безоблачно лишь вверху над головой стрижи и дятел на горелом дереве наедине с вечностьюи прежде чем лесные орхидеи успеют закончить свою повестьпреградит голод камнями солнечный свет и утащит тебя назад в кромешную тьму где будет плач и скрежет зубовдом тёмен и только колодец открыт навстречу ночному небу и дубы посаженные прадедомприслушиваются к лаю собак где-то далеко за деревнейэто должно было случиться во время цветенья плакучих иви каждый год вспоминается – мягкие лапки сережек прикасаются к твоим плечамдаже когда тебя здесь больше не будеткак же иначе кто был бы в силах носить эту ношу и быть счастливым вместе с весеннимиосоками и лесом который все еще существует*
«Поэты пусть пишут стихи а я летучая рыба взлечу и скажу свои слова…»
Поэты пусть пишут стихи а я летучая рыба взлечу и скажу свои словаводы высыхают и воздухом все тяжелее дышатьбольшие священные черепахи спят последним сном в трюмах китобоевмолитва ломается надвое слова опадают как кора с мертвой сосныя знаю что нам нужно и вода и воздух нам надо и плавать и летать и дышать и петьчерез нас память становится будущим в нас в наших словах крылья еще нерожденных поколенийв нас обвинение против нас самих в нас проклятия наших потомков чьими устами мыспросим у себягде мы были что мы делали чего мы не сделали чего не сказали почему ничего не сделалиничего не сказаликогда китобои делили последние моря и торговцы пряностями последние архипелаги*
«В вышине самолет пробил звуковой барьер…»
В вышине самолет пробил звуковой барьер яблоки падают с дерева по стене бегают трещины – письмо на неизвестном алфавите которое я не могу прочесть