Наши за границей
Шрифт:
Вот прочла этот свой стих, и грустно так мне стало, вспомнилось многое… У меня ведь исключительная память: спросите меня, например, во что я была одета двадцать лет назад 14 июня, и я вам через пять минут скажу. Сейчас, правда, память не та, но все равно ни разу еще не подводила. Ночью иногда лежу в кровати, читаю Голсуорси или Бернарда Шоу и вдруг отложу книгу и думать начинаю: ну почему я колпак на себя надела? Знаете, может, чтобы легче жить мне было. Ведь если ты шут гороховый, то, во-первых, тебе многое прощается, во-вторых, никому ничего доказывать не надо – говори, что думаешь, а может, совсем не из-за желания похамить, подурачиться, а из-за моей природной застенчивости я его надела? Честно скажу, не знаю…
Вся моя любимая наука френология, халдейский квадрат, астрология жизнь мою счастливее не сделали. Уши, форма черепа, нос, линии на руке, дата рождения много о человека сказать могут, но самое главное: порядочный он или нет, бросит в трудную минуту, подтолкнет в пропасть или протянет руку помощи, – узнать можно только на личном опыте. Все мои наблюдения, как я сейчас, уже не очень молодая одинокая женщина, понимаю, ни черта не стоят. Потому что человек уж так устроен, что он других людей всегда либо наделяет своими собственными чертами характера, либо видит в них свою противоположность, то, что в себе самом он терпеть не может.
Зеркало
До 17 лет, как я уже говорила, была я толстой, как корова, даже ходить нормально не умела. Моя мама говорила мне: «Доченька, ну как ты ходишь? Разве молоденькие девушки так ходят!» Потом вставала со своего кресла и показывала, как нужно ходить. Я смотрела и только смеялась: мне, с моим ростом 155 сантиметров и весом 78 килограммов, так ходить… да бросьте вы, у меня груди были что кавуны с колхозного базара, прямо на живот опирались. Мой папа, когда на меня смотрел, качал головой и говорил: «Ну ничего, Юля со мной жить будет». Это я потом поняла, что он имел в виду, что с такой фигурой мне замуж не выйти. Нельзя сказать, что друзей у меня в то время не было, наоборот, их было полно, но все мальчики, девочки со мной не дружили, да и я в их вечных шушуканьях смысла не видела. Для мальчиков я была своя в доску, с ними и по заборам лазила, и песни под гитару пела, даже дралась, когда надо было. Честно говоря, я себя и девочкой-то не больно чувствовала, только что в другой туалет ходила.
В 17 лет у меня случился аппендицит, а с моим вечно занятым папой мы все сроки пропустили, поэтому доставили меня в больницу с жутким перитонитом. Из нее я вышла через 18 дней совсем другим человеком. До аппендицита у меня размер одежды был 56-й. Так вы не знаете, что такое 56-й размер? Вообще-то так и должно быть, ни один настоящий мужчина в размерах женской одежды разбираться не должен. 56-й размер – это как в анекдоте: портной делает примерку и говорит: «Метр двадцать, метр двадцать, метр двадцать. Ну, мадам, где талию будем делать?!» Так вот через две недели после операции я пошла первый раз душ принять. Нет, вы не подумайте, ради бога, что я полной грязнулей две недели в постели лежала, умывалась я каждый день, чистила зубы утром и вечером. Это только здесь, в Америке, люди имеют привычку два раза в день душ принимать, а в России, в период
Так вот иду я в душ, за стеночку держусь: сами понимаете, за две недели лежания с трубочками из живота вестибулярный аппарат совсем ориентировку теряет. Захожу в душ, смотрю на себя в зеркало: е-мое, на меня красивая такая деваха смотрит, фигурка худенькая, мордочка узенькая, ну все как у модели. Оказывается, я за две недели 25 килограммов сбросила, с 78 килограммов стала весить 53, представляете. Кожа у меня на ногах как у слона телепалась, влево-вправо. А талия у меня стала – во!! Короче, за 18 дней я из дойной коровы превратилась в сексапильную красавицу с обложки журнала. Возвращаюсь в свою палату, а там уже папа сидит, он почти каждый день приходил меня проведать. Смотрю, он газету отложил и внимательно на меня смотрит, и вдруг говорит: «Какая ты красивая стала!» А папа мой в женской красоте здорово разбирался. Во-первых, в театре работал, а там, сами знаете, дурнушек не держат, ну, может, одну-две для характерных ролей, во-вторых, солистом в опере был. Вот так я за 18 дней из толстого домашнего гуся превратилась в сексапильную деваху вот с такой талией!
Я как из больницы вышла, чувствую, мужики от меня взгляда отвести не могут, как сквозь коридор какой иду. Я, конечно, варежку свою от радости и распустила: надо же, мужчинам нравлюсь. Молодая была, мозгов-то нет, вот и возомнила о себе бог весть что. Друзей своих сразу потеряла, за мной же настоящие мужчины стали ухаживать, не пацанва всякая. В 17 лет замуж выскочила, опыта нет, вот за первого, кто меня уломал, замуж и вышла. Но гордая была, никого не уважала: «Что ты сказал? А-а… Свободен!!!» – вот моя любимая фраза была. Мужики все со мной переспать хотели, они как меня видели, у них течка начиналась. Вы не представляете, как это действует развращающе, когда с десяток мужчин готовы сделать все, чтобы ты только на них взглянула. Причем заметьте, среди моих ухажеров были люди весьма и весьма умные, других я просто отсылала. Вот такой дамочкой я была до 29 лет, а потом это все как рукой сняло. Произошло это так.
Приблизительно за месяца два до моего дня рождения были мы в гостях с моим третьим мужем Димочкой. Народу много, а хозяйкой моя подружка Валентина была, мы с ней почему-то несколько лет не встречались, хотя обе в Харькове жили. Смотрю, что-то мне в Валентине не нравится, а что – не пойму. Вроде все нормально, только вот обращается Валентина с мужем уж очень небрежно: «Стой, куда пошел? Принеси то. Что ты принес? Я тебе сказала тарелки с цветочками, а ты что принес? С полосочками. Вот недотепа (это она нам), правда? Ну что за чучело на мою голову свалилось, все у тебя из рук валится». И все так с юмором. Смотрю я на все это, и не нравится мне, а что не нравится – не пойму. Посидели мы хорошо: выпили, закусили, потанцевали – короче, нормально вечер прошел. Идем мы с Димой домой, но что-то сидит во мне и не отпускает, хоть убей, не пойму, что. Память у меня, как я говорила, хорошая, прокручиваю минуту за минутой, нет, все нормально. Пришли мы домой, зашла я в ванную зубы почистить, причесаться, лицо сполоснуть. Гляжу на себя в зеркало, и тут до меня дошло: так это же я, понимаете, я. В ней, в подруге своей Валентине, себя увидела. И так мне противно стало, так стыдно. Я никому ничего не сказала, только решила, что всё, хватит в себе эту стерву лелеять.
Через месяц Дима мой вдруг говорит:
– Юля, зайдем в спальню, мне с тобой поговорить надо.
Зашли, он меня в кресло посадил, сам на кровать сел:
– Ну говори, как его зовут?
– Кого? – не поняла я.
– Кого-кого? Любовника твоего!
Я ничего не поняла:
– Какого любовника, о чем ты, Дима?
А он на меня пристально смотрит и улыбается:
– Ну ладно, не хочешь говорить – не говори.
Я ему на это:
– Да нет у меня никакого любовника, Дима!
– А чего тогда ты вдруг так изменилась?
У меня, как у любой женщины, на такие вещи реакция быстрая. Поняла я, что то, что я перестала его терроризировать, насмехаться над ним, он объяснил тем, что я любовника себе завела. Не могла же я ему рассказать про Валентину, зеркало, это вообще не в привычках женщин – мужьям такие секреты рассказывать. Поэтому я сделала глупое лицо и спросила:
– Что ты имеешь в виду, что я изменилась?
Дима решил, что из меня ничего не вытащить, поэтому примирительно сказал: