Наследие Белого конвоя
Шрифт:
Всматриваясь в лица стоявших в строю офицеров, штабс-капитан Киселев понимал, что всех их он видит такими в последний раз. Предстоящий трудный переход почти в девятьсот верст, изменит лица, закалит душу, ляжет тяжким бременем борьбы за выживание, одиноко бредущих среди белой, заснеженной пустыни обездоленных воинов, где не будет ни тепла, ни еды, ни чьей-либо поддержки, где дух, воля и совесть, вывернувшись наизнанку, определят цену каждому. Отдав все необходимые распоряжения, он распустил команду конвоя для последнего отдыха в теплых каютах парохода, понимая, что у костра или на ветру будет уже не так уютно.
В разговоре с прибывшими командирами условных групп, штабс-капитан уточнил, что выход обоза назначен на час после полуночи и пять часов хорошего сна никому не помешают. Особо отметил, что путь следования обоза должен проходить скрытно. Поэтому и выход назначен в ночное время, дабы обойти Сургут тихо, используя уже проложенные охотниками, окружные пешие и санные пути. Следуя вдоль правого берега реки, за имевшуюся в распоряжении ночь, требовалось отойти от населенного пункта как можно дальше, тщательно маскируя следы, которые может оставить после себя, столь многочисленный для здешних мест отряд.
– Вы, господа, наверняка знаете, что Васюганское болото – самое большое болото в мире и левобережье реки Оби, это раскинувшаяся по просторам Сибири, сплошная болотистая равнина. Правобережье, вдоль которого пройдет наш маршрут, заметьте, что шагать нам почти девятьсот верст – это приподнятая Кетско-Тымская, а затем и Чулымская равнины, они холмисты и поросли хвойными лесами, что нам на руку. Под прикрытием леса обоз легче будет скрыть от противника.
– Вы хорошо знаете Географию Сибири, господин штабс-капитан, – льстиво заметил Бельский.
– Куда без карты. Одолжил вот у капитана «Пермяка», за одно и попрощался. Речники, помогавшие нам, тоже часть конвоя, только уже выполнившая свою миссию. Хочу заметить, что лед на Оби в ноябре еще слаб и наши повозки может не выдержать, поэтому при движении вдоль береговой линии, прошу быть предельно осторожными. На пути расположены три крупных населенных пункта – это Нижневартовск, Нарым и Колпашево. Первый мы обойдем ночью, как и Сургут. Второй и вовсе оставим в стороне, а вот в Колпашево есть большая вероятность столкнуться с Красноармейскими формированиями или даже партизанами. До этого населенного пункта, если «красные» даже и выйдут на левобережье, река и слабый лед нас защитят. Хотя впереди еще долгий путь и если ударят холода, то река нам не поможет. Наша непосредственная задача, обеспечить головной и тыловой дозоры. Головному, для проведения разведки местности, разрешаю использовать верховую лошадь.
– Думаю, в этих таежных местах с крупными формированиями «красных» мы едва ли столкнемся, – высказал свои соображения поручик Никольский.
– Это так, их Пятая армия скорее всего движется на Томск, поэтому на подходах к Колпашево нам следует хорошо подумать, господин капитан, какой дорогой следовать дальше, «красные» могут к тому времени и Колпашево занять – подтвердил Бельский предположения совсем юного командира группы.
– До Колпашево, как минимум, две недели пути и многое может поменяться в наших планах. Поэтому дискуссии на эту тему считаю преждевременными. Остановки для отдыха и кормления лошадей, для обогрева личного состава, разрешены только в дневное время – костры менее заметны. Все прочие проблемы будут решаться по мере их поступления. Да поможет нам Бог, господа…
Глава четвертая
«Край уступа приближался, открывая едва различимый простор плывущего в зимнем, стылом мареве пространства, покорно стелившегося к ногам его величества Севера: «Зачем это? Что за утес, на котором он стоит? Откуда он возник? Вчера его не было, а теперь он твердо чувствует обледенелый край провала. Здесь должно быть опасно находиться, но он стремится к нему и вовсе нет волнительного ощущения угрозы или беды. Он не один, душа чувствует чье-то присутствие, но страха нет. Здесь можно чувствовать пространство очень эмоционально и видеть все, что рядом… Но кто-то есть за спиной и устремленно смотрит не в заснеженную даль грядущего, а именно на него. Он скрыто осознает пытливый, пронизывающий взгляд и стоит, стоит не оборачиваясь… Тревоги нет как и естественного внутреннего переживания, есть лишь желание понять; что там, за спиной… Сейчас ему достаточно ощущений; и вот он словно видит, он узнает приближение со спины, чего-то бездушного и бесчувственного, со злым намерением, волей и стремлением достичь, застать внезапно, врасплох не дать «жертве» обернуться, увидеть, узнать… Тайна, тайна кругом и за спиной тоже… Правда скрыта замыслом, жестоким и коварным планом и знать о ней не дано… Но вот он, толчок в спину, он предвидел, ждал, почувствовал его силу. Теперь он растерян, обуял страх… Он падает со скальной кручи в леденящий провал низины не узнав, не успев обернуться и взглянуть в глаза скрытого, страшного и презренного врага. Последние усилия даются нелегко… Он словно парит в пространстве, зависает над бездной и в полуобороте все же видит, как бесчувственная сильная рука поручика Бельского провожает его в стремительном и гибельном падении вниз, туда, где в грезах проносятся образы и лица, где холод зимы и мрак ночи, где нет войны и страданий, где живет лишь любовь и благодать, но там нет Софьи!.. Как же возможна любовь без нее?.. Он не согласен, нет!.. Ему не нужна благодать, он хочет увидеть и обнять свою любимую. Он против!.. Он не желает падать вниз!.. Он стремится к жизни!.. Он хочет любить, хочет жить!.. жить!.. жить!..»
– Господин капитан, пора… Просыпайтесь… Я объявил сбор и построение…
Это был вовсе не Бельский, перед ним стоял совсем другой поручик и тоже толкал его в плечо: «Зачем, ведь он упадет? Он совсем не хочет лететь с кручи в бездну. Что происходит?..» – силился сообразить Киселев, просыпаясь и заспанно моргая глазами, ловя и цепляясь мутным взглядом за вдруг возникший перед ним образ.
– Виноват, господин штабс-капитан! Велено разбудить, пора!.. – недоумевающе вытянулся в стойке дежурный офицер.
– Кто вы?.. Ах, да, да… Я сейчас…
«Что за странный и кошмарный сон, – стараясь прийти в себя, размышлял капитан, – и почему столь коварная роль в нем отведена поручику Бельскому? К чему бы все это? Его вчерашние претензии вовсе не были основаны на каких-либо выводах и серьезных обвинениях. Сон, однако, истолковал по-своему; не как обычные служебные недоразумения, а угрозы и опасения. Ах, пустое все…» – переосмыслив видение, успокоил себя командующий.
Слабо освещенный единственным прожектором парохода, промерзший, заснеженный берег недружелюбной Оби, встретил штабс-капитана Киселева холодным, морозным воздухом ноября. Стоявшие поодаль санные повозки, плотно загруженные необходимым походным инвентарем, внушали уверенность в успехе предстоящего перехода. Походная жизнь, почти всегда сопряженная с неудобствами и лишениями, и на этот раз не сулила стать исключением для небольшого, затерянного в суровых Сибирских просторах, отряда Белых офицеров. И ни один из его подчиненных, ни даже сам командующий конвоем, ведущий людей в ледяную пустыню, лишая нормальных человеческих условий столь необходимых для выживания в глухой тайге, не мог представить всех масштабов предстоящих лишений. Что способно случиться завтра, через неделю пути, может месяц, не знал никто. Наверняка, почти каждого сопровождало чувство некой утраты при расставании с теплым, уютным пароходом и душевными, участливыми речниками, остающимися на долгую зимовку в Сургуте. Уходящие в неведомый, сложный маршрут люди были полны веры и надежды, до конца оставаясь преданными долгу и своему командиру. Понимая, что лишь в единстве возможно достичь цель, они ушли в тугую Сибирскую ночь с честью исполняя возложенную на них задачу.
Обойдя Сургут с восточной стороны и придерживаясь редких санных троп, проложенных местными оленеводами и охотниками, к утру вновь вышли к береговой линии мерзлой, затянутой слабой пеленой, Оби. Еще до света неожиданно повалил сильный снег. Это значимо упростило вопросы маскировки и сокрытия путей следования обоза, прибавив, однако, массу иных проблем, которые комом наваливались на всех участников движения, без исключения. В своей короткой напутственной речи, еще перед самым выходом отряда, командующий указал, что для всех офицеров конвоя теперь важен будет не статус положения в отряде, а человеческий фактор. От взаимной поддержки и силы внутреннего духа, помощи и понимания, преодоления неизбежных трудностей, будет зависеть судьба каждого офицера в отдельности, а значит и жизнеспособность отряда в целом. Желание дойти, обязано стать потребностью каждого, а в условиях возможной и неотвратимой встречи с врагом, еще и долгом офицера присягнувшего служить Царю и Отечеству.
Первый день пути прошел незаметно, скоро и ровно. Наверняка от того, что был насыщеннее и содержательнее других, которые еще грядут и сулят стать серыми, притупят вдохновение и первый восторг неминуемых открытий и впечатлений, как и при любой экспедиции к неизведанному. Суровая красота Оби привлекала и завораживала, уводя внимание в раскинувшиеся просторы неведомых далей. Промерзший берег реки просматривался далеко и особой необходимости в головном дозоре Киселев пока что не видел. Больше беспокоил тыл, где не полностью запорошенные следы каравана могли быть случайно замечены каким-нибудь внимательным охотником или рыболовом. А там уж жди гостей. Любой пущенный по окрестностям слух способен был навлечь на малочисленный отряд очень большую беду. Поэтому ближе к закату, когда горизонт окрасило в красные тона и предстоящая первая ночь в прибрежном лесу, сулила быть морозной, капитан принял решение засветло провести на верховой лошади разведку, дабы избавить отряд от нежелательного и вполне возможного преследования.