Наследие Иверийской династии
Шрифт:
Я принялась снова считать вздохи, чтобы успокоить взбесившееся сердце и ошалелое сознание. На этот раз вслух. Метод работал безотказно, и каждый следующий счёт приносил облегчение.
— Пять, шесть, семь, — бормотала я. — Восемь.
Наверное, это звучало до смешного нелепо, но Ренуард не смеялся. Он замер, будто напуганный моей близостью. Мы всё ещё утопали в мягкой перине, как в облаке, и я начала согреваться. А вместе с этим ко мне приходило осознание того, что мы лежим, обнявшись, самым бесстыдном образом. Чего я точно не планировала. Подобного я не желала никогда и ни с кем. Ни с кем, кроме… мысль запнулась, потому что кончики мужских пальцев, едва касаясь, погладили мою ладонь,
Ренуард едва шевельнулся — придвинулся ещё ближе, но я вдруг отпрянула, перехватила его руку и поняла, что он тоже дрожит. Хотя вряд ли его донимал холод.
Резко вскочив, как будто перина подо мной и вправду превратилась в раскалённое пекло Толмунда, я поймала равновесие и часто заморгала от головокружения. Едва привыкнув к свету, я вдруг увидела, как Ренуард смотрит на меня — как в тот раз, на балу. Только теперь ещё и… прищурено, хищно, с вожделением.
— Юна…
— Кажется, теперь я готова выпить, — перебила я и встряхнула растрепавшимися волосами. Дунула на клок и подняла уголок губ. — Ренуард Батор, ты со мной?
Вместе с ухмылкой я протянула руку парню. Так, как обычно делала это на тренировках.
Ренуард отвернулся, потёр глаза, глубоко вздохнул. Потом рассмеялся каким-то своим мыслям и всё-таки взял мою руку, но вместо того, чтобы подняться, коротко поцеловал пальцы. Быстро и шутливо.
Отвернулся, в два сильных движения взобрался выше, оттолкнулся руками и буквально съехал по краю огромной перины на пол.
— Нет, — цокнул он языком, уже стоя обеими ногами на твёрдом полу. — Это ты со мной, детка. И если ты хочешь со мной напиться, то, — он развёл руками. — То лучшего собутыльника ты не найдёшь во всём Квертинде.
***
Юная леди с алой лентой в волосах, огромным бантом на правом плече и розовыми, явно нарумяненными щеками, выставляла на подоконник горшки с весенними цветами. Гиацинты, нарциссы, тюльпаны и крокусы послушно тянулись вверх, радуясь ласковому вечернему солнцу. Но ни эта пёстрая свежесть, ни даже сама прелестная девушка не смогли бы сравниться с красотой самого дома, удивительного похожего на святилища в Мелироанской академии. Слегка волнистые подоконники, выложенные мелкой синей мозаикой, белели лепниной по краю. Ни дать ни взять — пенистая волна. Да и всё здание представлялось самим морем — его балконы стекали каменными кляксами, изогнутые рамы напоминали кости животного, а над каждым окном нависали козырьки из толстого цветного стекла. На втором этаже — розовые лепестки роз, на третьем — ярко-зелёные, как листья молодого салата навесы, на четвёртом — жёлтые стеклянные полукруги окрашивали весь ряд в цвет магии Нарцины.
Заметив, что я рассматриваю чудное строение, девушка открыто улыбнулась и помахала мне рукой. Я смутилась, поправила вуаль на шляпке, попятилась и неожиданно наткнулась на рудвика, спешащего по своим делам.
— Прелестнейшего денёчка, благородная дева, лу-лу, — приподнял сиреневый цилиндр рудвик и тут же скрылся за спиной прохожего.
Я прошлась пальцами по бархотке, убеждаясь в том, что она скрывает знак соединения. И легко кивнула очередному молодому человеку, что отвесил мне низкий поклон. Поразительная приветливость!
Вдоль широкой пешеходной улицы прогуливались путешественники и горожане под зонтиками. Здесь не было лоточниц, как в Кроунице, не было вывесок, зато по обе стороны от мостовой ютились открытые витрины. Цветочные развалы соседствовали со столиками трактиров, тележки с жареными каштанами источали аппетитный аромат, а огромные, мерцающие магией Мэндэля плакаты спокойно уживались с низенькими дощатыми заборчиками, обвитыми усиками горошка. Всё это сверкающее, пёстрое, кое-где потрескавшееся от времени и жары, казалось, уже переходило в ведение природы: Ирб утопал в зелени, как в уютной колыбели.
Два кучерявых парнишки в очаровательных комбинезонах, как ни в чём не бывало, обрывали куст горошка и поедали аппетитные бобы прямо посреди улицы, аккуратно складывая пустые стручки в карманы. Рядом, на открытой террасе, едва ограждённой цветочной изгородью, сидели их родители и потягивали ледяное баторское вино из разноцветных бокалов.
Каждый уголок, каждая улочка Ирба походила на картинку из книжки о сказочных мирах. Живописная фактура стен старых домов, плетущийся по стенам виноград, буйно цветущие клумбы, фрески на их фасадах — всё это словно бы желтело под ярким солнцем и покрывалось солёной коркой близкого океана. Тот тут, то там стены вспучивались каменной виноградной гроздью или спелым колоском, изображали скачущую лошадь по полю, а на кладке невыского святилица и вовсе красовалась сама Девейна, благославляющая разноцветные домики в округе.
Южная столица поражала даже не пестротой, а каким-то домашним уютом. Разноцветные дома с распахнутыми настежь ставнями, полёты шёлковых юбок, пейзажи близкого моря и сверкающие улыбки горожан. Голубая лёгкость небес, золотистый свет дрожащего воздуха и редкие тени, дарящие такую долгожданную прохладу.
Вдоволь налюбовавшись на красоты, я зашла под раскидистые ветви старого каштана, посмотрела вдаль — в самый конец улицы — туда, где вдоль побережья носились дилижансы, — и сладко потянулась. Размяла тело после неожиданной тренировки, перекатилась с носка на пятку и мысленно поблагодарила Ренуарда за такой чудесный подарок. Кажется, это и вправду было мне нужно — пройтись по грани и вновь почувствовать себя живой. Этот парень знал, как мне угодить. Но вот уже десять минут он отсутствовал, а я стояла посреди Ирба одна. Где же носит Его Самовлюблённое Сиятельство теперь?
Я вытянула шею, оглядываясь.
Вдоль улочек цвели каштаны, яблони и магнолии, наливались соком тарокко, манили ледяными боками стаканы с вином и лимонадом, и время текло сквозь пальцы. Медленное, густое, ленивое, как самый нерасторопный рудвик, оно буквально сдерживало свой ход в Ирбе. Здесь никто никуда не торопился и всех это устраивало. Целых три покупателя спокойно стояли у фруктового развала — корзины поднимались аж до второго этажа! — и ждали своей очереди. А лавочница, подбоченившись, беседовала с подругой и громко хохотала. Красивая и яркая, в оранжевом платье в мелкий цветочек, с пушистым облаком волос и ядовито-зелёными бусами, она будто бы не знала об ужасах, что творились в Квертинде. Весь удел Батор был как эта женщина.
— Дом Монро Тьёлди, величайшего мага Нарцины Квертинда, — возник как будто из ниоткуда наследник южного края, и тут же завладел моим вниманием, указывая на чудное строение. В руках Ренуард держал два рожка с мелкими ложечками. — Чистое архитектурное искусство, мысль творца, застывшая в камне. Монро Тьёлди был поэтом, но писал свои произведения зданиями. Не только здесь, но в Лангсорде. Говорят, он любил королеву, как и все романтики того времени, и ради Мелиры Иверийской единственный раз взял в руки инструмент ювелира. В своих дневниках он написал: “Всё, созданное разумом, ничтожно перед величайшими творениями любви”. А после создал редчайшую подвеску-камею на пятислойном сардониксе с изображением молодой королевы Везулии в подарок для Мелиры, — он оценил меня с головы до ног и, убедившись в моей сохранности, протянул угощение. — А это для тебя, моя королева.