Наследница Дестроера
Шрифт:
Римо расставил руки, но поймал только воздух: Голландец материализовался у него за спиной.
— Какая жалость! — посетовал он. — Ты так ничему и не научился. Я по-прежнему сильнее тебя. Нуич учил меня, когда я был ребенком, а ты пришел в Синанджу в зрелом возрасте. Это преимущество ты у меня никогда не отнимешь.
С нарочитым пренебрежением он повернулся к Римо спиной.
— Вот теперь мы в равном положении, — сказал он, скрестив на груди руки.
Римо резко выбросил вперед ногу, но Голландец подпрыгнул и ловко избежал удара. В прыжке он повернулся вокруг своей оси и выбросил
— Ну, кто из нас сильнее? — Римо с видом победителя поставил ногу на вздымающуюся грудь Голландца и нажал так, что хрустнули хрящи. Синие глаза Голландца вспыхнули неестественным огнем.
— Я недооценил тебя, Римо. Прекрасно, убей меня, если таково твое желание.
— Римо, нет! — встрял Чиун и подскочил к Римо.
— Не вмешивайся, Чиун! — предупредил Римо, взглянув на него.
Этим моментом воспользовался Голландец, он стальными пальцами сжал Римо лодыжку и крутанул. Римо взвыл от боли и на одной ноге отпрыгнул в сторону.
Голландец сел и объявил:
— Что-то ты не больно владеешь концентрацией! Как ты вообще одолел начальный курс подготовки?
Римо обрел способность двигаться.
— А некоторые очень высокого обо мне мнения. Наступать на правую ногу ему все еще было больно, но не так сильно, как при переломе. Эту боль можно было терпеть.
— Ма Ли так не считает. Она сейчас в Вечности, и душа ее вопиет о том, как ты не сумел ее защитить. Твой ребенок, твой хозяин — все они будут нетленными свидетельствами твоей несостоятельности.
— Приготовься составить им компанию! — взревел Римо, грозно надвигаясь.
— Нет, Римо! — Это была Джильда. — Он знает, где сейчас моя девочка, живая или мертвая. Не убивай его! Пожалуйста.
— Послушай ее, Римо, — поддержал Чиун.
Мастер Синанджу стоял над распростертой на земле Джильдой, руки его беспомощно дрожали. Он не мог убить Голландца — это означало бы убить и своего воспитанника. Теперь все было в руках двух белых Мастеров Синанджу.
— Слушай меня! — вскричал Голландец. — Если ты убьешь меня, это только будет означать твою победу. Сделай это, Римо, я так хочу! Я умертвил всех самых близких тебе людей, я мог бы уничтожить и тебя. Но я предпочту, чтобы ты сделал это сам — убив меня.
Римо ничего не ответил. Он не спускал глаз с насмешливого лица. Все остальное отошло на второй план, остались только он и Голландец. В ушах его очень слабо отдавались предостережения Чиуна, словно вся его энергия сконцентрировалась на противнике, отключившись ото всего постороннего. До Голландца оставалось четыре шага. Три... Два...
Кулак Римо пришелся в солнечное сплетение. Сила удара была такова, что могла бы свалить и дерево, но Голландец, предвидя нападение, успел напрячь брюшной пресс и, подавшись на несколько футов назад, сумел удержаться на ногах.
Он ухмыльнулся.
— Что за удар, Римо? Локоть — и тот был согнут. Но у тебя всегда были с этим проблемы, правда?
Римо, молчаливый и полный решимости, продолжал наступать. Голландец видел в его глазах какое-то особое выражение. Это была не ярость, а что-то такое, что вообще не подходило под определение никаких человеческих эмоций, пусть даже этот человек владел техникой Синанджу.
— Сейчас ты скажешь мне, где девочка, мерзавец, — ровным голосом сказал Римо.
— Где? — передразнил Голландец. — Как где? Она здесь, вокруг нас. Один кусочек я скормил чайке, что-то пошло змеям, остальное — крабам. Чего ж добру пропадать? Мясо нежное, сладкое.
Рука Римо на микроскопическую долю секунды опередила реакцию Голландца, но этого оказалось достаточно. Он схватил злодея за длинные волосы и, намотав их на руку, пригнул к земле. Голландец присел на колено, а Римо свободной рукой схватил его за горло и сдавил пальцы.
— Говори-где-она, — на одном дыхании процедил он. — Говори-где-моя-дочь.
Иеремия Перселл тщетно пытался разомкнуть сжимающие его пальцы. Руки у него были сильные, но Римо держал мертвой хваткой. Он извивался и бился изо всех сил — все напрасно. В глаза ему словно ударила кипящая кровь, и тут он по-настоящему испугался. Он не рассчитывал на такой конец. Римо перекрыл ему кислород, нарушив тем самым его дыхательный ритм. Впервые Голландец ощутил приступ неподдельного ужаса. Оказывается, он не хочет умирать, но Римо выжимает из него жизнь. Глаза его оставались широко открыты, но перед ними была сплошная чернота.
Голландец попытался вызвать галлюцинацию, однако зверь не слушался. Вместо миража возник голос, холодный, как металл.
— Можешь сопротивляться или молить о пощаде — это как тебе угодно, — говорил Римо ему в самое ухо. — Но я не отпущу тебя, пока не скажешь, где моя дочь. Ты меня слышишь, Перселл? Пора тебе подумать о смерти, ибо я намерен тебя убить.
— Нет, нет! — беззвучно закричал Иеремия. Это не может кончиться вот так. Я еще жив. Зверь, помоги мне! Но зверь, сидящий в его груди, тоже забился в угол, не на шутку испугавшись настоящего Мастера Синанджу.
Наконец, когда в глаза ему стала спускаться непроглядная ночь, Иеремия Перселл разжал пальцы и обеими руками показал, что сдается.
— Ага, сдаешься? — Римо продолжал держать его за горло. — Хочешь, чтобы я тебя отпустил? Да? А я, может, еще не готов! Может, я вообще не собираюсь тебя отпускать. Я, может, решил довести дело до конца, мерзавец.
— Римо, нет! — Голос Чиуна прозвучал неожиданно близко. — Если ты должен убить этого человека, сделай это с ясным рассудком. Послушай меня! Если он умрет, то унесет с собой не только твою жизнь, но и правду о маленькой Фрее.
Римо напоследок крепко встряхнул Голландца за шею и потом отпустил. Он выпрямился, но пальцы его словно продолжали сжимать невидимого противника.
— Где?! — рявкнул Римо. От напряжения грудь его вздымалась.
Голландец съежился, как насекомое, попавшее в огонь. Руки он держал у горла. Он зашелся мучительным кашлем. Прошло несколько минут, прежде чем он отдышался и смог говорить.
— Она в Доме Мастеров. Пока вы гонялись за моими призраками, я запер ее в: один из сундуков.
— Ах ты, сукин сын! — прошипел Римо, снова протягивая руки к его горлу.