Наследница Дестроера
Шрифт:
История Синанджу не знала подобного прецедента: не было еще Мастера Синанджу, который бы так оплошал и с первого раза не сумел породить сына. В совершенстве владея своим организмом, Мастера Синанджу умели зачинать сыновей сознательно. Римо тоже получил уроки производства мужского семени, так что ошибки быть не должно. Но Римо, конечно, эти упражнения не жаловал, ведь он такой лентяй!
Чиун рассчитывал найти какой-нибудь совет в записях предков. Может, ребенка надо отдать волнам, как поступали со своими младенцами жители
Но ни в одной хронике не было ни слова о том, чтобы так поступили с ребенком Мастера. Возможно, думал Чиун, это дает ему право принять собственное решение. За последние пять столетий Мастера редко позволяли себе внедрять какую-нибудь новую традицию, и при мысли о том, что ему вновь придется быть в чем-то первым, Чиун улыбнулся.
Но проблему это не снимало.
Чиун услышал шаги Римо раньше, чем тот постучал.
— Этой двери много тысяч лет, — сказал Чиун. — И если ты сломаешь ее своим дурацким стуком, ты мне лично ответишь!
Дверь с треском распахнулась, во все стороны полетели щепки.
— Ты с ума сошел? — вскричал Чиун в ужасе. — Это осквернение!
— Послушан, хватит морочить мне голову своей ерундой! — крикнул в ответ Римо. Он успел снять с себя импровизированный свадебный наряд. — По твоей милости я оказался в беде.
— Это я в беде, а не ты! Мне надо принять решение, что делать с навязанной тобой девчонкой!
— Навязанной? Ты о чем?
— Это не я, а Синанджу. Мужчины приходят в этот мир, а женщины в него являются непрошеными.
— Я так не считаю!
— Зато хроники Мастеров считают! Как ты мог породить дитя женского пола? Чему я тебя учил? Тебе отлично были известны надлежащие упражнения.
— Это были не упражнения, а пытка.
— Маленькая жертва во имя рождения сына.
— Пить целую неделю рыбий жир, держать во время близости в руке гранат, а во рту маковые зерна, а после всего — выщипать себе брови — это ты называешь маленькой жертвой?
— Выщипыванием бровей можно и пренебречь, — уточнил Чиун. — Это делается для закрепления успеха.
— Послушай, мы с Джильдой поговорили. Не исключено, что нам удастся прийти к единому мнению относительно нашего будущего.
— На это я мог бы согласиться.
— Что значит “мог бы”?
— При одном условии: она продаст ребенка.
— Это исключено. Как у тебя язык поворачивается?
— В соответствии с традициями Синанджу первенец Мастера должен пройти курс обучения технике Синанджу. Но это не может быть девочка! Иными словами: она должна учиться Синанджу, но, поскольку она девочка, это невозможно. Эту головоломку я разрешить не в состоянии.
— Разрешишь потом. У меня тоже проблема. Как быть с Ма Ли? Я ее люблю, но после всего, что случилось, она должна меня возненавидеть.
— Я с ней поговорю.
— По-моему, лучше это сделать мне. Но я не знаю, что ей сказать. Ты
— Помочь? — пробурчал Чиун, продолжая перебирать свои свитки. — Ага, вот здесь есть нечто похожее. — Он развернул свиток. — Вот, послушай. “В случае если Мастер вынужден расторгнуть помолвку с одной женщиной, так как он по недоумию родил ребенка женского пола с другой, проблему можно урегулировать путем передачи означенного ребенка обманутой и попытки произвести на свет сына со второй женщиной”.
— Что? Дай-ка взглянуть! — Римо выхватил свиток из рук старика и пробежал его глазами. — Тут ничего похожего нет! Здесь все только о преемственности.
Чиун развел руками.
— Уж и попытаться нельзя?
— Мне в самом деле нравится, с какой легкостью ты распоряжаешься моей жизнью.
— Не я же сделал ребенка одной женщине, а после собираюсь жениться на другой!
— Я не виделся с Джильдой больше четырех лет. Я даже не знал, где ее можно найти. А она не хотела, чтобы я ее искал. Что мне было делать? Мне нелегко было ее забыть.
Мастер Синанджу в задумчивости скатал свиток и убрал на место.
— Эту неприятность мы должны уладить вместе, — объявил он. — Идем к Ма Ли!
— Отлично, — сказал Римо, но сердце его готово было выскочить из груди, когда они шли по прибрежной тропе. Он попытался погасить эмоции и придержал дыхание.
В украшенном дворике никого не было. Ветер печально трепал свадебные транспаранты. С опрокинутого блюда с ююбой вспорхнула птица. Вино тоже было разлито.
Римо постучал. Никто не ответил.
— Может, лучше попозже? — предположил он. — Она, наверное, еще не пришла в себя.
— Завтра будет только хуже, — возразил Чиун и толкнул дверь. Римо вошел следом.
Главная комната была пуста, если не считать низкого столика и нескольких циновок.
— Ма Ли! — прокричал Римо. Голос эхом отдавался в пустом доме.
Чиун принюхался. Ноздри его затрепетали.
— Здесь пахнет! — воскликнул он.
— Чем?
— Смертью, — ответил тот. — Быстрей!
В следующей комнате — это была спальня — на циновке лежала Ма Ли, она все еще была в своем алом свадебном наряде. Она лежала навзничь, сложив бледные руки на груди, глаза ее были закрыты. В комнате стояла тишина. Мертвая тишина.
Римо отстранил Чиуна и, опустившись на колени, легонько тронул Ма Ли за плечо.
— Ма Ли! Это я, — прошептал он.
Ответа не было. Внезапно Римо понял, почему так тихо в комнате: он не слышал ударов сердца девушки.
— Ма Ли! — вскричал он, беря в руки ее голову.
Голова девушки качнулась и повернулась к нему. Щеки ее были холодны, а лицо залито ровным светом, как старинная слоновая кость. На щеке застыла слеза, вытекшая из уголка глаза. Она была красного цвета.
Хотя эта слеза сказала Римо обо всем, он тем не менее дотронулся до жилки на шее девушки. Пульса не было.