Наследница Дестроера

Мэрфи Уоррен

— Мы что, идем охотиться на уток? — спросил Римо.

— Утка — это часть церемонии. В моем народе утку почитают как символ супружеской верности. В браке верность очень важна. Мы придаем ей исключительное значение.

— Спасибо, что объяснил.

Улицу заполнили мужчины, женщины, дети, высыпавшие из своих домов с островерхими крышами. Все смеялись, танцевали и пели. Главным образом, заметил Римо, — смеялись. И показывали пальцем. На него.

— Знаешь, папочка, — зашипел он, — если бы ты мне не сказал, что так надо, я бы решил, что они смеются надо мной.

— А разве это не смешно — долговязый белый человек, разодетый как оборванец, и верхом на воле? — самодовольно ухмыльнулся Чиун.

— Так ты это нарочно делаешь? Хочешь сделать из меня посмешище?

— Нет, ты и есть посмешище. Моей заслуги тут нет.

В этот момент вол стал поворачивать на дорогу, ведущую по берегу к стоящему на отшибе домику Ма Ли, и Римо едва не потерял равновесие.

— Да в чем дело, Чиун? Ты все еще ревнуешь, что они оказывают мне больше знаков внимания, и поэтому решил вырядить меня как клоуна? Хочешь меня дискредитировать?

— Неужели я стал бы это делать в день твоей свадьбы?

— Ты сделал бы это и на моих похоронах, если в тебе это взбрело в голову!

— Тише! — остановил его Чиун. — Мы почти на месте. Постарайся собраться. Пока что у тебя такой вид, как у свиньи, с разбегу врезавшейся в дерево.

Римо набрал полную грудь воздуха, в горле у него пересохло. Вот и настал день моей свадьбы, подумал он, а я похож на клоуна. Позади него селяне выстроились в неровную галдящую линию, как крестьяне на масленичных гуляньях.

— Тпрру! — скомандовал Чиун так громко, что слышно было даже в Южной Корее.

Вол фыркнул и встал во дворе скромной хижины Ма Ли.

По обе стороны двери стояли празднично разодетые девушки. Посреди двора был накрыт деревянный стол, на нем красовалась бутылка вина, а с двух сторон от нее — блюдо с плодами дерева ююбы и пустая миска.

Римо трижды поклонился перед столом.

— Что теперь? — спросил он у Чиуна.

— Стой спокойно. По возможности.

В стороне Римо заметил стопку золотых слитков — приданое Ма Ли, дар Чиуна. Это был последний гонорар от КЮРЕ, выплаченный год назад.

— Где она? — спросил Римо, озираясь по сторонам.

— Молчи!

Две подружки невесты, в синих с белым кимоно, открыли дверь. Из домика вышла одетая в великолепный наряд алого шелка Ма Ли. Подружки проводили ее до стола, и Ма Ли встала, смущенно поникнув головой.

Гости сгрудились вокруг. Те, кому не хватило места во дворе, глазели из-за ворот. При всей торжественности момента на лицах мелькали усмешки.

— Ты только взгляни на нее, Чиун! — зашептал Римо. — Ей за меня стыдно! Как ты мог с ней так обойтись?

— Корейские девушки всегда скромно ведут себя со своими будущими мужьями. Таков наш обычай. А теперь иди и встань с ней рядом.

Римо обогнул стол, и невеста подняла на него глаза. Римо вновь ощутил знакомый прилив желания. На него смотрело юное лицо, сияющее невинностью. Ее темные глаза притягивали.

— Здравствуй, малышка, — выдохнул Римо. — Давно не виделись.

Наградой ему была смущенная улыбка и потупленный взор.

Чиун церемонно выступил вперед и сделал подружкам невесты знак отойти. Потом он достал длинный белый лоскут и связал молодых за запястья.

— Я соединяю руки этого мужчины и женщины в знак того, что отныне они вместе навеки.

Чиун повернулся к зрителям и, словно в заклинании, воздел руки. Римо обратил внимание, что его птичьи глаза беспокойно шарят по толпе.

— В качестве отца жениха, связанного не кровными узами, а узами Синанджу, я принимаю приданое Ма Ли. — Чиун сделал жест в сторону золотых слитков.

Старый разбойник, мелькнуло в голове у Римо. Золото Смита остается при нем!

— Нам осталось только наставить молодых на истинный путь супружества, — сказал Чиун, приподнимаясь на цыпочках, чтобы разглядеть кого-то в толпе. Лицо его было озабоченным. — Нам осталось только наставить молодых на истинный путь супружества! — громче повторил Чиун еще раз. По толпе пробежало волнение. Чиун продолжал: — Но сначала я должен сказать, что значит — быть семейным человеком. Быть мужем или женой означает хранить преданность своему супругу. Но вопреки представлениям, бытующим во многих диких странах, для семьи недостаточно двоих. Вернее — для счастливой семьи. Нельзя забывать и о других, в особенности — о старших родственниках супружеской четы. Некоторые люди в других странах, — Чиун в упор взглянул на Римо, — полагают, что, заключая брак, человек должен покинуть своих родителей. В Корее на это смотрят иначе, тем более в Синанджу. У нас молодые супруги становятся желанными в доме жениха, ибо с их появлением семья жениха делается больше и, следовательно, счастливее. Давайте же сегодня, когда в жизни нашего селения начинается новая эра, оставим все старое ради нового.

— Эй! — тихонько окликнул Римо. — Я все понял. Может, закруглимся?

— Забудем прошлое во имя верности и преданности, — добавил Чиун, довольный своим красноречием. Он завертел головой, тщетно пытаясь разглядеть на флегматичных лицах собравшихся выражение восхищения. — Согласно обычаю, следующие три дня жених проведет здесь, в доме невесты, — немного смутившись, продолжал Чиун. — По истечении этих трех дней молодоженам надлежит перебраться в дом родителей жениха. Поскольку жених родом из другой страны и не принадлежит к Синанджу от рождения, я хочу спросить его согласия на почитаемый нами обычай.

Чиун с хитрой улыбкой повернулся к Римо.

— Я согласен, — срывающимся голосом сказал Римо. И тихо добавил: — Ты всегда добиваешься своего, да?

— Только когда это существенно, — парировал Чиун и, повернувшись спиной к жениху с невестой, опять обратился к собравшимся.

По его поднявшимся и опустившимся плечам Римо понял, что речь будет весьма пространной. Интересно, не надумал ли он растянуть церемонию на все три дня?

Чиун резко обернулся к молодым.

— А теперь я хочу спросить у невесты, согласна ли она стать женой этого человека?

Впервые после возвращения в Синанджу Римо услышал тихий голос Ма Ли:

— Да.

— Я спрашиваю жениха, — пропел Чиун, — согласен ли он взять в жены эту девушку? Отныне и вовеки веков?

— Согласен, — сказал Римо.

Чиун в последний раз обвел взором толпу, потом воздел руки, так что из-под широких рукавов стали видны его костлявые руки.

— И я обращаюсь ко всем собравшимся: станьте свидетелями этого союза! Но прежде чем объявить их мужем и женой, я должен спросить: нет ли среди вас кого-нибудь, кому претил бы этот брак?