Наследница Дестроера
Шрифт:
— Ах ты, сукин сын! — процедил Римо.
Мастер Синанджу попытался его остановить, но Римо Уильямс передвигался чересчур быстро. Не успев схватить его за руку, Чиун лишь крикнул вслед:
— Он хочет тебя заманить, Римо! Не забывай о технике! И никакого гнева! Это даст ему преимущество.
Зазвучала музыка — нестройные, диссонирующие звуки, плод больного разума Иеремии Перселла, который за годы затворничества на острове Сен-Мартен после смерти своего учителя Нуича — недоброй памяти племянника Чиуна — получил прозвище Голландец. В воздухе поплыли разноцветные пятна, и Римо очутился в психоделическом потоке света. Не было больше ни дороги, ни неба, ни дома со стоящим на пороге Голландцем. Римо хотел бежать, но перебирал ногами в мире, существующем только в его воображении. Он на что-то наскочил — не то на камень, не то на корень дерева, — растянулся во весь рост и наглотался пыли.
Римо закрыл глаза, поднялся и стал отплевываться. Но даже с закрытыми глазами он продолжал видеть свет и слышать музыку.
— Наесться пыли в брачную ночь? — произнес голос Ма Ли. — Это что — новый обычай Синанджу?
— Ты не сможешь вечно прятаться за своими миражами! — угрожающе крикнул Римо.
Разноцветные пятна вдруг собрались в одну точку и взорвались красочным фейерверком. Когда последние искры упали на землю, взору Римо предстала прежняя картина: недалеко от него стояли ничего не понимающие Чиун и Джильда. Они тоже только что видели игру цвета.
— Я не боюсь встретиться с тобой один на один.
Теперь это был голос Адониса. Он спокойно подошел к Римо с самодовольной улыбкой на загорелом лице.
— Римо, держись начеку! — предупредил Чиун.
— А вот ты меня боишься!
В этот момент Адонис опять оборотился закутанным в черное ниндзя. Один глаз у него был большой и голубой, другой — узкий и черный.
— Еще чего! — возразил Римо.
— Если ты меня убьешь — умрешь сам! — ликовал Голландец, снова принимая свой настоящий облик.
Его светлые волосы были подобны львиной гриве.
— Он тебя дразнит! — опять предостерег Чиун.
— И что с того? — Римо был преисполнен решимости. — Если он меня убьет, то тоже умрет. Зависимость обоюдная, не так ли, Иеремия?
— Ты что, не видишь? — забеспокоился Чиун. — Загляни ему в глаза — они же безумные! Он хочетумереть, ему терять нечего.
Голландец остановился и подбоченился. Ветер с моря трепал его красный боевой костюм. Он открыл рот, и раздался смех, словно у него в голове сработал заводной механизм. Это был не человеческий смех.
Из-за желтого кушака, туго стягивавшего его талию, он достал очки и швырнул их к ногам Римо. Римо пригляделся — то были очки Смита.
— Я убил твою невесту, твою дочь и твоего начальника. Отомсти, если смеешь!
— Смею!
С этими словами Римо взметнулся вверх. Он исполнил великолепный “бросок цапли” — поднялся на тридцать футов в воздух и камнем упал на воздетое к небу лицо Голландца. Но тот не отпрянул, а приготовился принять удар. И тут Римо понял, что Чиун прав — Голландец хочет умереть. Но было уже поздно.
Однако случилось нечто неожиданное. В самый последний миг Голландец выбросил вверх руку и схватил Римо за лодыжку. Развернувшись подобно дискоболу, он направил энергию падения Римо в крутую дугу и разжал пальцы. Римо со всего размаху влетел в стену недостроенного дома и рухнул вместе с разлетевшимся в щепки бамбуком и тиком.
В ушах у него опять зазвучал голос Голландца: “Иди сюда, Римо. У нас впереди целая ночь. Можно не торопиться умирать! Почему бы мне сперва не убить твою белокурую красотку, а потом отнять и твою жизнь!”
Римо вскочил и, выставив ладонью дверь, со скоростью пушечного ядра вылетел из дома. Дверь покатилась перед ним подобно четырехугольному колесу.
Голландец хохотал. Джильда выхватила из-за пояса кинжал и, занеся над головой, стала осторожно подкрадываться сзади.
Римо поймал дверь и метнул ее как “летающую тарелку”-фрисби. Она взмыла вверх и опустилась, словно крученый мяч, пущенный рукой бейсболиста. Римо рассчитал, что это на какое-то время отвлечет Голландца.
Тот проследил взглядом за дверью — она летела прямо на него. Увернуться от нее будет проще простого. Неужели Римо так ничему и не научился после их последней схватки?
В самый последний момент он увидел руки Джильды: к его горлу оказался приставлен кинжал. А, так в вот в чем дело! Что ж, это им почти удалось.
— Моя девочка — говори, что с ней! — прошипела Джильда Лаклуунская, оттягивая назад его гриву, чтобы не мешалась перед глазами.
— Какие у тебя руки корявые, Джильда! — спокойно сказал он. — Как ты вообще можешь ими что-то делать?
Джильда отпрянула и выронила кинжал. Пальцы ее онемели. Она поднесла руки к глазам и с изумлением увидела, что они стали похожи на шершавые сухие сучья.
Голландец повернулся к ней.
— Старые корявые сучья! — поддразнил он. — Разве это руки воина? Их только в костер бросить.
Огонь побежал по ее пальцам — от ногтей к запястьям, потом все выше и выше, облизывая голубыми языками уже и локти, которые тоже обратились в сухие ветки.
— Обман зрения! Всего лишь мираж! — вскричала Джильда.
— Да, но только не огонь! — поправил Голландец.
— Нет, это все — мираж! — сказала она и зажмурилась от боли.
Голландец отступил на шаг, а к Джильде подскочил Мастер Синанджу и, повалив на землю, стал сбивать огонь.
— Пламя настоящее! — сказал Чиун. — Это он наколдовал.
— Смотри еще, старик! — воскликнул Голландец. — Ты увидишь, кто в действительности достоин принять сан следующего Мастера Синанджу! — Он снова обратил свой взор на Римо Уильямса.
Лицо Римо было искажено гримасой боли и гнева. Он был в каких-то нескольких ярдах и двигался подобно выпущенной стреле.
— Смотришься неплохо, — бросил Голландец. — Как жаль, что твоя свадьба — то есть я хотел сказать, наша свадьба, — так быстро прервалась. У меня для тебя был приготовлен запоминающийся медовый месяц.