Наследница моря и огня
Шрифт:
Она с трудом поднялась, прочь от жаркого пламени, прочь от разгадки, невозможной, устрашающей, которую она лишь чудом могла бы облечь в слова. Занавеси в дверном проеме раздвинулись так бесшумно, что сперва показалось, будто огонь вызвал наваждение. Разглядев в неясном свете темноволосую женщину, она решила, что это Лира. Затем, посмотрев в спокойные темные глаза вошедшей, почувствовала, как все содрогнулось где-то глубоко внутри, словно падение камня нарушило напряженное молчание пропасти у горы Исиг.
Она прошептала, едва ли догадываясь, что это ее слова:
– Так я и думала.
6
В ее разум вторглись и стали его умело прощупывать. На этот раз, когда вновь
– Ты ходила туда? К башне Певена?
Рэдерле кивнула. Огонь в очаге догорел; Рэдерле дрожала равно от усталости и от прохлады. Женщина, казалось, парила, как мотылек, у грани слабого света. Она устремила взгляд на угли, и пламя взмыло вновь, узкое и белое, вновь резко выхватив из темноты спокойное и нежное лицо.
– Мне было нужно. Я должна была узнать, какую цену назначил отец за мое имя, прежде чем я вообще родилась. Вот я и пошла туда. Впрочем, попасть внутрь мне не удалось. Это было давным-давно. Я боялась… – Она покачала головой, прогоняя старое воспоминание. Затем вновь взглянула на женщину через необычный огонь; белое пламя сплеталось и пылало в глубине спокойных глаз.
– Кто ты? Кажется, я тебя знаю.
– Илон. – Пламя изогнулось подобием улыбки. – Мы с тобой родственники.
– Знаю. – Ее голос прозвучал сухо и протяжно; ее сердце словно колотилось в пустоте. – У тебя много родственников по линии королей Ана. Но что ты такое?
Женщина присела у очага; протянула руку к пламени, изящно и при этом по-детски. Затем сказала:
– Я Меняющая Обличья. Я убила Эриэл Имрис и приняла ее облик; я ослепила на один глаз Астрина Имриса; мне почти что удалось убить Звездоносца, хотя мне была нужна вовсе не его смерть. Тогда. И твоя смерть не нужна, если это тебя беспокоит.
– Беспокоило, – прошептала Рэдерле. – Что… Что же тебе нужно?
– Разгадка.
– А какова загадка?
– Сама узнаешь. И довольно скоро. – Она молчала. Ее глаза смотрели в огонь, руки покоились на коленях – и так было, пока взгляд самой Рэдерле не перешел на пламя и она ощупью не отыскала сзади стул.
– Эта загадка стара, как трещины в корнях вековых деревьев, как безмолвие, образовавшее крестовые своды внутри Исига, как окаменелые лица мертвых детей Властелинов Земли. Она вездесуща, как ветер или огонь. Время ничего для меня не значит, оно лишь долгое-долгое мгновение между моим вопросом и ответом на него. Ты почти что дала мне ответ на корабле, но, вопреки моим усилиям, разорвала связь между собой и камнем. Это поразило меня.
– Это вовсе… Нет, я не могла ее разорвать. А, помню.
– Да.
– А затем? Что затем? Что случится?
– Ты и сама сильна в загадках. Почему я должна играть за тебя?
– Это не забава. Ты играешь нашими жизнями.
– Ваши жизни ничего для меня не значат, – бесстрастно произнесла женщина. – Мы со Звездоносцем ищем ответы на одни и те же вопросы; он убивает, когда ему требуется; наши средства во многом сходны. Мне необходимо найти Звездоносца. Его могущество весьма возросло, и он сделался неуловимым. Я подумывала о том, чтобы использовать тебя или Тристан как приманку, но пока что я предоставлю ему торить свою дорогу. Догадываюсь, куда она его приведет.
– Он хочет убить Дета, – оцепенело сказала Рэдерле.
– То будет не первый великий арфист, которого он убьет. Но он не посмеет и слишком надолго упустить из виду Гистеслухлома. Либо Моргон, либо чародеи должны убить Основателя. У чародеев, судя по тому, что они сейчас тайно подбираются к Лунголду, какие-то свои счеты с Гистеслухломом. Несомненно, они истребят друг друга, что, впрочем, не важно: едва ли они живы эти семь веков. – Она уловила то, что отразилось на лице Рэдерле, постигла слова, которые та удержала, и улыбнулась. – Нун? Я понимаю, какой она была в Лунголде, такой могущественной и прекрасной. Едва ли она согласится, что пасти свиней и плести сети из травы – это жизнь.
– А то, чем ты занята, – это жизнь?
– Я выжидаю. – Она умолкла на миг, не сводя невозмутимых глаз с лица Рэдерле. – А тебе охота узнать кое-что о себе? О том, насколько простирается твое могущество? Тебе немало дано.
– Нет.
– Я была с тобой честна.
Руки Рэдерле расслабились на подлокотниках. Ее голова склонилась; при последних словах женщины она снова почувствовала их странную связь и если не доверие, то неизбежное понимание. И она негромко сказала, снова охваченная отчаянием:
– Кровь Илона течет в нескольких поколениях моей семьи; и никто, как бы она его ни тревожила, ни разу не осознал, что он нечто большее, нежели сын морского чуда, и это еще одна загадка магии Ана. Теперь я знаю, кто был его отцом. Один из вас. Да, мы с тобою в родстве и в чем-то схожи. Но не больше. Ни твое бесстрастие, ни готовность разрушать…
– Только наше могущество. – Женщина слегка переместилась вперед… – Отец Илона и я пытались сделать одно и то же: поколебать землеправление в Имрисе и Ане, дав королям наследников смешанной крови и с искаженным чутьем. Это делалось намеренно, но обернулось неудачей. Земля сама о себе позаботилась. Зато Илону досталась мука землеправления; а его могущество было утрачено его потомками, оно не проявилось, уснуло. Не считая тебя. Возможно, однажды ты смогла бы назвать по имени эту силу, и тогда имя ее поразило бы тебя. Но ты до этого не доживешь. Тебе ведома только печаль Илона. Но задумывалась ли ты, раз уж мы так ужасны, что побудило его вырваться из заточения и вернуться к нам?
– Нет, – прошептала Рэдерле.
– Не сочувствие, но страсть… – Тут в ее голосе что-то раскрылось, подобно тому, как луч света, упав в глубины Исига, открывает взгляду неожиданно богатую жилу, и она умолкла. Затем потянулась, тронула белое пламя одной рукой, бережно выплела из него паутину, вылепила полированную кость, рассыпала звездами, собрала в прихотливую молочно-белую раковину, форма перетекала в форму, падая из ее руки: пучок ослепительных цветов, узловатая сеть, сверкающая, словно от морской воды, арфа с тонкими блестящими струнами. Наблюдая, Рэдерле почувствовала, как в ней пробудился настоящий голод, страстное желание обладать знанием природы огня, самим огнем. А женщина как будто начисто забыла о Рэдерле, поглощенная своим занятием; казалось, ее саму поражает изумление при виде каждой прекрасной огненной вещицы. Затем она сбросила огонь обратно в очаг, словно дождевые капли или слезы.