Наследница моря и огня
Шрифт:
– Прости, что тебе так досталось. А… Значит, подействовало?
– Подействовало. Мы потратили полдня, пытаясь объехать его берегом. И все без толку. Оно вроде не казалось бесконечным, но куда ни повернешь – везде вода. Наконец Гох заметила, что нет никаких признаков, что ты его обошла, и я догадалась, что к чему. Я так изжарилась и устала, что сошла с коня и потопала напрямик. Меня не беспокоило, что я промокну. И озеро исчезло. Я оглянулась и увидела, что мы кружили вокруг сухого места.
– Она стояла по пояс в воде и ругалась, – ухмыляясь, вмешалась Имер. – Прямо
Меченая ладонь Рэдерле внезапно сомкнулась.
– Я никогда раньше такого не делала. – Эти слова прозвучали неубедительно, и она почувствовала себя странно пристыженной, как если бы у нее, словно у Дета, стало чуждое этому миру лицо. Спокойный древний лик Исига вздымался над ними, такой дружелюбный в утреннем свете, его суровые вершины стали добрее, чем прежде. Рэдерле с неожиданным удивлением воскликнула:
– Я ушла не очень далеко, верно?
– Ты достаточно далеко ушла, – откликнулась Лира.
Они вернулись на Исиг к полудню следующего дня. Бри Корбетт, мрачный, но тут же с облегчением разговорившийся, бросил взгляд на Рэдерле, подождал, пока Лира все расскажет, а затем отправился в Кирт искать лодку. Рэдерле мало что рассказала Данану или Бри; она была признательна горному королю за то, что он воздержался от расспросов. Он только сказал мягко, но с ошеломившей ее проницательностью:
– Исиг – мой дом; дом моего разума. И все же, по прошествии стольких лет, он способен удивлять меня. Что бы ты сейчас ни таила ото всех, помни: в Исиге заключены великая красота и великая печаль, и тем не менее я не мог бы желать ничего другого, чем то, что он все время дает мне в изобилии, – и это правда о нем.
В тот же вечер Бри вернулся, найдя для них всех, вместе с их конями и пожитками, места на двух килевых лодках, уже нагруженных и готовых на заре выйти в Краал. Мысль о новом плавании по Зимней заставила их приуныть, но все оказалось, когда они наконец тронулись в путь, не так ужасно, как в прошлый раз. Паводок схлынул. Свежие синие воды верхней Осе унесли ил и коряги, очистив Зимнюю. Лодки быстро бежали по высокой воде, и было видно, как за береговыми кручами остерландские земледельцы чинят стены амбаров и восстанавливают загоны. Бодрый ветерок скользил над водой, слегка тревожа ее, точно прикосновением птичьих крыльев; теплое солнце сверкало на петлях сундуков с грузом и вспыхивало в каждом брызге пены на канатах.
Рэдерле, едва ли что-то видя, простояла весь путь у поручня, не замечая собственного тревожного молчания. Вечером, накануне прибытия в Краал, она все так же стояла в сгущающихся сумерках под хитрым кружевом древесных ветвей и, лишь когда листва расплылась во мгле, заметила рядом Лиру и слегка вздрогнула. Слабый свет из рубки играл на Лирином лице. Она тихо сказала:
– А если Моргон уже покинет Город Короны, когда мы туда попадем? Что тогда?
– Не знаю. Пойду за ним.
– Ты вернешься домой?
– Нет. – Решительность этого заявления поразила ее
– Да разве можно так говорить? – спросила Лира. – Как это: отказаться вернуться домой? Ведь ты оттуда, там твое место.
– Для тебя, возможно, и так. Ты из Херуна и связана только с ним.
– Ну а ты – из Ана. Ты почти что легенда в Ане. И даже в Херуне. Куда еще ты можешь пойти? В тебе – частица волшебства Ана, ты – из рода его королей; где… Что такого сказала тебе эта женщина? Неужели что-то настолько страшное, что ты не решишься даже приблизиться к дому?
Рэдерле молчала, ее руки крепко охватили поручень. Лира ждала и, не услышав ответа Рэдерле, заговорила вновь:
– Едва ли ты хоть кому-то что-то сказала с тех пор, как мы нашли тебя в лесу. И с тех пор ты что-то держишь в левой руке. Что-то, от чего тебе больно. Возможно, я многого не понимаю. Я не очень способна по части таинственных дел, вроде магии и загадок. Но если представится случай биться за тебя, я буду биться. Клянусь моей честью… – Тут лицо Рэдерле внезапно обратилось к ней, и она умолкла. Рэдерле прошептала:
– Я никогда в жизни не думала о чести. Возможно, потому, что никто никогда не напоминал о ней ни мне, ни кому-либо из моих родных. Но хотела бы я знать, не это ли меня беспокоит – не слишком ли мало осталось в Ане от моей доброй славы.
– Почему? – с недоверием прошептала Лира. Рука ее собеседницы соскользнула с поручня и развернулась ладонью вверх, к свету.
Лира воззрилась на маленький многоугольный рисунок посреди ладони:
– Что это?
– Отметина того камня. Ну, того самого, которым я сбила с курса боевые корабли. Она проступила, когда я держала огонь…
– Ты… Она заставила тебя сунуть руку в огонь?
– Нет. Никто не заставлял. Я просто протянула руку и набрала его в ладонь. Я знала, что получится, вот и сделала это.
– У тебя есть такая сила? – Голос Лиры стал высоким от удивления. – Прямо как у волшебников. Но что тебя так тревожит? Что-нибудь, что связано с меткой на твоей руке?
– Нет. Едва ли я знаю, что она означает. Но знаю, откуда исходит эта сила, – не от какой-либо из ведьм Ана, не от кого-либо из чародеев Лунголда, а от Илона, который был некогда королем Ана, от сына королевы Ана и Меняющего Обличья, его кровь течет в жилах анских королей, во мне – его сила. Его отец был арфистом и пытался убить Моргона в твоем доме.
Лира глядела на нее, не произнося ни слова. Свет в рубке внезапно погас, и лица их оказались в темноте; кто-то зажег фонари на носу. Обратив лицо к воде, Рэдерле услышала, как Лира начала было что-то говорить и сразу замолчала. Несколько минут спустя, по-прежнему облокотившись о поручень, она вновь заговорила и снова замолчала. Рэдерле ждала, когда Лира уйдет, но та не двигалась. Через полчаса, когда обе они начали дрожать от ночной прохлады, Лира еще раз глубоко вздохнула и наконец нашла слова.