Наследница Шахерезады
Шрифт:
Беспрепятственно добравшись до кабины, я требовательно постучала в дверь авиарубки и дребезжащим голосом покричала:
– Кен ай хэв сикст пледс?
Допускаю, что это была не та фраза, по которой пилоты узнают «своих», потому что дверь не открылась.
Я еще покричала «ай нид пледс» и «ай лав пледс вери матч», но это тоже не помогло.
До чего же замкнутые (во всех смыслах) люди эти пилоты! Можно подумать, я им кричала: «Немедленно меняйте курс, летим в Прагу, иначе я тут все взорву!»
«А это, кстати, мысль», – прошуршал в уголке сознания внутренний голос.
– Я сегодня не взяла с собой тротил, – отговорилась я и выглянула в резиновый рукав, соединяющий лайнер с аэровокзалом.
Там тоже не было ни души.
«Может, люди умерли? Все, а не только один мужичок в туалете? – предположил мой внутренний голос. – Может, пока ты отсиживалась в салоне, случилась какая-то катастрофа вроде нападения злобных марсиан или зомби и все прогрессивное человечество погибло?»
Мне не понравилась эта идея.
Еще больше мне не понравилось слово «отсиживалась». Оно прозвучало как плохо замаскированный упрек в преступном бездействии. Как будто я лично теперь несу ответственность за безвременную гибель прогрессивного человечества, потому что не встала из мягкого кресла лайнера на борьбу со злобными марсианами или зомби. Как будто я могла бы их победить!
А впрочем, может, и могла бы.
Однажды я застала двух самых близких мне людей – подругу и мужа – за оживленным спором о том, какой именно военной техникой можно было бы остановить меня в наступательном порыве. Любящий супруг делал ставку на танковую армию, а добрая подруга утверждала, что понадобится прямое попадание атомной бомбы. Меня очень тронула их вера в мои сокрушительные силы.
На всякий случай поудобнее прихватив сумку (это, кто не знает, прекрасное оружие ближнего боя), я осторожно пошла по рукаву. Никто меня не окликнул и не развернул.
С удивленно округленными глазами и побелевшим от напряжения кулаком я вышла в зал ожидания, где должны были нетерпеливо толпиться в ожидании вылета сто пятьдесят или больше пассажиров авиарейса Вена – Краснодар.
И что увидела?
Пустую стойку, сквозной проем на месте недавно цельной стеклянной стены и за ней – длинную людскую очередь за пластиковыми стаканчиками с прозрачной жидкостью.
Марсиан и зомби видно не было.
– Что, черт побери, тут происходит?! – машинально вопросила я по-русски.
И мне по-русски же ответили:
– Воду дают.
Если бы я не слишком замерзла, я бы сама смекнула, почему это вылет заменен водопоем. Но мозги мои от холода просто задеревенели, и мне понадобилась помощь друга, чтобы понять:
– Вылет задерживается из-за погодных условий!
Ирка сказала это громко и радостно, тоном и мимикой явственно диссонируя с настроением окружающих.
– Я так и знала, что нельзя тебя отпускать одну! – лучась улыбкой, сказала подруга. – Ты даже в Краснодар не долетишь, так и застрянешь в Вене!
– Я вроде не одна тут застряла? – Я огляделась.
Ирка кивнула:
– Нас таких много – застрявших! Полный аэропорт! Видала, какая погодка?
И она с чувством продекламировала:
Метель на взлетной полосеВсе не редела,И отменили рейсы все,Во все пределы!– Какой изощренный плагиат! – восхитилась я. – Как вдохновенно ты тыришь у классика!
– Да? А у какого именно на сей раз? – Подружка не обиделась, а заинтересовалась.
– У Пастернака, конечно!
– Серьезно? Расту! – Ирка горделиво улыбнулась.
Это правда, до сих пор она заимствовала в основном у Пушкина. Я помню строки, посвященные коту, который некультурно делал лужи под дверью:
Тоха, Тоха, ты могуч,Мочевой пузырь текуч!Я усмехнулась и поежилась:
– Возвращаясь к разговору о непогоде… У тебя есть что-нибудь теплое?
– А горячительного не хотите ли, девушки? – вмешался в наш разговор какой-то бойкий товарищ. – Есть граппа, это самогонка итальянская, я в дьюти-фри взял на дорожку. Сообразим на троих?
– Фи, – сказала на это моя подруга, но как-то неуверенно.
Видимо, на моем лице при слове «горячительное» появилось выражение робкой радости.
Вообще-то я практически не употребляю крепкие спиртные напитки, но в этот момент была готова проглотить что угодно, хоть зажженный факел, лишь бы согреться.
– Д-д-давайте вашу граппу! – решилась я.
Бойкий товарищ живо метнулся к водопою, вернулся с пластиковыми стаканчиками и ловко наполнил их другой прозрачной жидкостью из пузатой бутыли с красивой этикеткой.
– Ну, за встречу! – сказал товарищ, и мы приняли граммов по пятьдесят. – Я Юра.
– Ирина.
– Елена.
– Ну, за знакомство!
Мы с Юрой опрокинули еще по полсоточке, а Ирка только символически поднесла стаканчик к губам.
Снаружи бушевала снежная буря, но в моем внутреннем мире погода заметно улучшилась. Я согрелась и стала клевать носом.
– Тебе надо поспать, давай я тебя уложу. – Заботливая подруга захлопотала, устраивая бивак на креслах.
– Давай, – сговорчиво согласилась я. – Я только кое-куда схожу и сразу же улягусь.
– Куда ты сходишь?
– Т-с-с-с! Прошу, не заставляй меня произносить это слово! – поморщилась я.
Будь на то моя воля – никогда больше не зашла бы в туалет аэропорта, но естественные потребности – сила могучая, пришлось им подчиниться.
– Сама-то дойдешь? – Ирка посмотрела на меня с обидным подозрением.