Наследница ведьм
Шрифт:
– То ты маленький компьютерный гений, то начинаешь вопить, что не можешь найти свою куклу. А ведь я говорила, что все твои куклы в кабинете. Да и кому они нужны, твои чертовы куклы?! Господи, как я рада, что мои тринадцать остались в далеком прошлом! Ты же знаешь, что мне было именно столько, когда я тебя родила
Нашла кому рассказывать! Да, Моне было всего лишь три года, а матери шестнадцать, когда та потеряла ее в «Мэйсон Бланш» {14} и не могла найти целых два часа!
– Подумаешь, я просто забыла о ней, – оправдывалась тогда Алисия. – Мне казалось,
Только в шестнадцать лет может прийти в голову, что это достаточное оправдание. Хотя для Моны тогда все сложилось не так уж и плохо. По крайней мере, она всласть накаталась на эскалаторах.
– Обними меня, – тихо произнесла Мона, глядя на спящего Майкла– У меня было такое ужасное детство!
Но он спал, словно заколдованный волшебной палочкой какой-то феи.
Возможно, Мона избрала не слишком подходящую ночь, чтобы заманить Майкла в постель. Да, начинать штурм нужно, хорошо подготовившись, – все должно быть безукоризненным. А между тем Мону уже терзали сомнения. И не только из-за Дэвида, но и из-за юбки, испачканной кладбищенской землей, и из-за того, что к волосам прилипли жухлые листья. Ни дать ни взять Офелия, разве что еще не столь сексуальна.
Возможно, эта ночь больше подходила для тщательного обследования мансарды. А вдруг удастся отыскать виктролу и завести ее? Не исключено, что вместе с патефоном хранятся и старые пластинки – даже та, которую обычно заводила бабушка Эвелин. А что, если в эту темную ночь ей доведется повстречать самого дядюшку Джулиена? Что, если сейчас вовсе не время заниматься Майклом?
Но как великолепен, как хорош был ее рабочий интеллигент Эндимион! {15} Нос с небольшой горбинкой, неглубокие бороздки на лбу. Вылитый Спенсер Трейси {16} , мужчина ее мечты. А как говорится, лучше синица в руках, чем журавль в небе, что применительно к ее ситуации означает примерно следующее: лучше иметь мужчину наяву, чем двух призраков во сне.
Кстати, о руках… Они у него были большие и мягкие – чисто мужские. Ему никто никогда не скажет: «У вас пальцы скрипача». Прежде Мона находила сексуальными мужчин с изящными руками и чертами лица. Таких, как, например, кузен Дэвид – с гладким, без щетины, лицом и одухотворенным взглядом. Однако вкусы меняются, и с некоторых пор ее в большей мере привлекал так называемый мужественный тип – сильные, мускулистые, грубоватые самцы.
Она коснулась пальцами сначала подбородка Майкла, потом шеи и кончика уха, провела рукой по вьющимся темным волосам. Что в мире могло быть мягче и прекраснее этих легких завитков! У ее матери и у тети Гиффорд были такие же чудесные черные волосы. Рыжая копна Моны никогда не будет столь мягкой. Потом девушка ощутила легкое, но теплое и приятное благоухание его кожи. Не удержавшись, она наклонилась и поцеловала его в щеку.
Внезапно Майкл открыл глаза, но взгляд их казался невидящим. Мона присела рядом с ним на кровать, хотя понимала, что подобное вторжение в его жизнь – поступок, мягко говоря, неблаговидный. Тем не менее она ничего не могла с собой поделать. Он повернулся. Разве не этого она добивалась?… Внезапно ее охватило непреодолимое желание, напрочь, однако, лишенное эротики. Это было чисто романтическое чувство. Ей хотелось,
Она поняла, что он проснулся и смотрит на нее. В тусклом свете уличных фонарей его лицо выглядело бледным, но виделось вполне отчетливо.
– Мона!.. – прошептал он.
– Да, дядя Майкл. В этой суматохе все про меня позабыли. Можно мне провести у вас ночь?
– Но, милая моя, нужно позвонить твоим папе с мамой.
Он начал подниматься, и его очаровательно взлохмаченные волосы упали ему на глаза. Не было никаких сомнений, что он все еще находится под действием лекарств.
– Нет, дядя Майкл! – сказала она быстро, но мягко, положив руку ему на грудь. Потрясающее впечатление! – Мои папа и мама давно уже спят. Они думают, что я в Метэри, с дядей Райеном. А дядя Райен полагает, что я дома. Не надо никому звонить. Вы только взбудоражите всех, и мне придется брать такси, чтобы ехать домой в одиночестве. А я этого совсем не хочу. Я хочу провести ночь здесь.
– Но они поймут…
– Мои родители? Уверяю вас, они ничего не поймут. Дядя Майкл, вы видели моего отца сегодня вечером?
– Да-а, дорога-а-я, видел. – Он попытался подавить зевок, но безуспешно и от этого почувствовал себя неловко и внезапно напустил на себя участливый вид. Очевидно, он счел неприличным зевать при обсуждении ее отца-алкоголика.
– Он долго не протянет, – мрачным тоном произнесла она. Больше ей не хотелось говорить об отце. – Яне могу оставаться на Амелия-стрит, когда они с матерью напиваются. Там нет никого рядом, кроме бабушки Эвелин. Из-за них она уже давно потеряла сон, потому что все время должна следить за ними.
– Бабушка Эвелин, – пробормотал в раздумье Майкл– Как приятно звучит. А я ее знаю? Бабушку Эвелин?
– Нет. Она никогда не выходит из дому. Однажды она попросила, чтобы к ней привели тебя, но ее никто не послушал. На самом деле она доводится мне прабабушкой.
– Как же, помню, помню… Мэйфейры с Амелия-стрит, – произнес он. – Ваш дом такой большой, розового цвета. – Он опять оказался не в силах подавить зевоту и к тому же с трудом удерживал вертикальное положение. – Мне его показала Беа. Очень милый. Итальянский стиль {17} . Помнится, Беа говорила, что в нем выросла Гиф-форд.
– Верно. Это так называемый новоорлеанский консольный стиль, – уточнила она. – Дом был построен в тысяча восемьсот восемьдесят втором году. Позднее его несколько модернизировал архитектор Салли. Теперь он весь забит всяким хламом с плантации Фонтевро.
Кажется, ее слова пробудили в Майкле любопытство. Но она пришла не за тем, чтобы говорить с ним об истории и архитектуре. Ее интерес был совсем иного рода.
– Ну, так вы позволите мне провести ночь у вас? – вновь осведомилась она– Мне очень-очень нужно остаться сегодня здесь, дядя Майкл. Понимаете, другой такой возможности может не представиться. Поэтому мне просто необходимо сегодня быть здесь.