Наследницы Белкина

Маратова Нелли

— Сказать правду.

— Слишком поздно, — покачал головой он. — Свадебный механизм запущен. Произошли и происходят необратимые процессы. Я тоже завяз во всем этом и не могу умыть руки. Знаете, это вроде незакрытых тегов — незавершенное дело с отягчающими обстоятельствами. Вместо красоты и гармонии — хаос, обрамленный последовательностью не очень читабельных скобок и символов. Теперь остается только довершить начатое, просто из эстетических соображений.

— Жениться из эстетических соображений, заранее презирая все и вся… Экстравагантный взгляд на проблему.

—

Существуют вещи, онтологически не объяснимые. К тому же будущая родня тоже обо мне невысокого мнения.

— Свадьба, которой никто не хотел, — невесело подытожил я.

Помолчали.

Жених встал, расправляя букет.

— Спасибо, что выслушали.

— Не за что, обращайтесь, — любезно ответил я, раздумывая, не открыть ли мне собственную практику.

Я даже представил интимный сумрак кабинета с кушеткой, массивным столом герра доктора и чем-нибудь фаллическим из Дали во всю стену.

— Вы очень мне помогли, — вмешался в мои фрейдистские фантазии пациент.

— Неужели?

— Да. Я тут подумал… — замялся он.

— Что?

— Может, действительно, стоит сказать правду… Развязаться со всей этой грязью и ложью.

— Дерзайте.

— Задача сложная, как ни крути.

— Проще, чем кажется на первый взгляд. Горчичное зерно, как известно, двигает горы.

— Расскажите, — хмыкнул жених.

Он уже отдалился на достаточное расстояние, когда я вдруг вспомнил, что не спросил его о самом главном:

— Костя!

— Да?

— А нет ли здесь поблизости какого-нибудь… м-м… водоема?

— Водоема?

— Ну, речки там, или озера… или, скажем, моря…

— Моря? Это вы в связи с горчичным зерном, что ли, спрашиваете? Хотите приказать горе?

— Ну… почти.

— Не получится — здесь кругом степь. Цикады с кузнечиками.

— А вы заметили, что воздух какой-то странный… то ли хвойный, то ли йодистый?

— Может, это кипарисы? Здесь неподалеку целая аллея.

— Может быть.

Кивнув напоследок, жених скрылся в ворохе цветущих веток. Я же поудобнее устроился на картонке и провалился в глубокий, целительный сон, в котором серые лентообразные стихи, струясь, обрамляли лиловое, как пион, солнце.

Проснулся я от внезапного подземного толчка и долго не мог подладиться под торопливый ритм реальности. Солнце неуклонно подбиралось к зениту. Ветер вспенивал ветки деревьев, натравливал цветущие гребни на войско неповоротливых, гривастых облаков. Я лежал в тенистом укрытии, как дитя в купели, запорошенный палым калиновым цветом.

Титаническим усилием воли я заставил себя сесть, и, стряхивая муравьев, стал смотреть на дорогу. Что-то странное произошло со зрением, с восприятием цветов: возможно, сказалось палящее солнце или события прошлого вечера, но только земля под моими ногами казалась синей, а дальше, выходя из тени, все более беззастенчиво отливала лиловым. Подземные толчки больше не повторялись, и я решил, что это был сон или минутное помутнение рассудка. Нещадно жали ботинки.

Я встал, очистил и расправил, как мог, картонную коробку и, проверив ее содержимое, зашагал вдоль

изгороди.

На лугу, за оградой, царило оживление. Между прутьями, окаймленные зачаточной листвой дикого винограда, толпились нарядно одетые люди. Остановившись возле свежеокрашенной калитки, через которую я вчера утром проник в сад, а вечером чудом оттуда сбежал, и с минуту наблюдал за толпой на крокетном поле: на деле она оказалась упорядоченным скоплением улыбчивых людей, которые позировали для свадебной фотографии: молодожены — она с искусственными цветами в искусственных волосах, он во фраке, — педантично-припомаженные Лебедевы, парус Пупсика, сдерживаемый твердым лаковым рулем фрачной пуговицы, неразлучная, шалтай-болтайная парочка сестер-бройлеров, синяя старуха-бедуин в мухоморной шляпе, сияющие цыплята, нахохленный Артурчик, осовелые свидетели с глухой печалью в воспаленных глазах, еще какие-то лощеные, смутно знакомые лица.

Фотограф, скинув пиджак, лежал на траве, не жалея живота своего, и подбирал самые неожиданные ракурсы, время от времени разражаясь серией громких хихикающих вспышек.

Алиса казалась маленькой девочкой, без спросу надевшей мамино свадебное платье; свежеиспеченный супруг ей явно подыгрывал, нацепив папин припавший пылью фрак. Она не отрывала удивленных глаз от своего безымянного пальца, словно проверяя, на месте ли обручальное кольцо; он беспокойно взглядывал в том же направлении. Дети ерзали, дергая невесту за подол и украдкой перебрасываясь лепестками из белых шелковых мешочков.

Лиловые тени на дороге, лиловый свадебный букет — но ни намека на лилового мима. Разочаровавшись в свадебном портрете, я устало поплелся прочь.

Возле ворот, в праздничном неглиже, с небрежно раскрытыми дверцами и растрепанными от быстрой езды бантами, стояли участники свадебного ралли. Между взмыленными машинами чернели неприкаянные водители. Свадебный лимузин, утратив всю свою притягательность вместе с капустными кочанами, казался голым и скучным, как стены больничной палаты.

Миновав замки и пряничные домики местной олигархии, построенные с апломбом и сказочной, какой-то даже подкупающей безвкусицей, я оказался на пустыре. Петля проселочной дороги здесь уходила обратно на север, затягиваясь на шее дачного поселка; зато на юге, до самого горизонта, трепетала горячая, живая степь. Стрекот и копошение, окунаясь в траву и всплывая на очередном зеленом гребне, сливались в мерный зеленый гул. Ветер гнал сухие травинки к похожему на огромный колючий стог холму.

Я шагнул с белых песков в зеленый стрекот. Сильным порывом ветра меня едва не отнесло обратно к пряничным замкам. Я покачнулся; сел в траву, вслушиваясь; потянул носом воздух; вскочил, едва не выронив коробку, и, все еще не веря, побежал.

У подножия холма обнаружилась кипарисовая аллея, которая, змеясь, служила тенистым прикрытием для тропинки, проложенной неизвестными пилигримами. Примерно на середине пути я додумался снять ботинки, и на израненных, слабеющих ногах продолжил восхождение. Когда аллея стала редеть, я сбросил пиджак; развязывая душный галстук, ускорил шаг.