Наследницы Белкина
Шрифт:
Сели за стол. Теть-Клава и Наталка быстро заставили его вареной картошкой, обильно залитой вонючим подсолнечным маслом, жареными грибами, жареными же окушками, перьями зеленого лука и вареными вкрутую яйцами. Извинялись только, что мяса нет. Где же его взять — мясо-то? Дорого. Толян суетливо елозил на высоком старом стуле, на котором когда-то сидел их дед, но пока молчал. Теть-Клава ставить на стол водку не спешила.
Колян аккуратно поглядывал по сторонам. Дом совсем повело в сторону: все, что падало на пол, немедленно укатывалось под кровать. Бабкин еще
Колян аккуратно снял пиджак и галстук, расстегнул верхнюю пуговку небесно-голубой сорочки. Поправил, чтобы не видно было золотого креста на цепочке. Спрятал на колени руки с массивными дорогими часами и перстнем. И подумал о том, что все-таки лучше было бы выпить прямо сейчас.
— Ну чего? Будем, че ли? — неловко предложила теть-Клава и первая начала накладывать на свою тарелку.
Потихоньку стал налаживаться разговор.
Колян вежливо отвечал на ее вопросы о матери, об отце, о ценах в городе, о том, не собираются ли поднимать пенсии. Толян рассказывал о переменах на полустанке. Наталка — о детях. В конце концов заговорили все хором, и Колян потерял нить разговора.
А Толян взмолился:
— Мать, ну будь человеком — поставь маленькую, у тебя же есть!
Теть-Клава сверкнула на сына глазами, но при племяннике сдержалась. Буркнула что-то себе под нос и вышла в сени. Вернулась с бутылкой. Но едва разлили, как на крыльце послышались голоса: пришли Федька с Петькой — Толькины пацаны.
— Идите, идите, где хотите, там и лакайте, — теть-Клава тут же недружелюбно всучила Толяну бутылку и выпроводила за дверь. — Не при детях.
Наталка увязалась следом и в сенях мрачно приперла Толяна к стенке обвисшей грудью:
— Чтобы эту вылакал — и все!
Толян, не глядя ей в глаза, буркнул:
— Не буду, не буду…
Ловко вывернулся и пулей выскочил из дома вслед за Коляном.
Из сеней угрожающе донеслось:
— Вернешься…
— Видал? При тебе не решилась пилить! — гордо сказал Толян.
Разложились прямо на капоте бумера.
— Мне бы переодеться… — взмолился Колян.
Ему казалось, стоит натянуть кирзачи и грязно-бурый пиджак, как сразу полегчает.
— Вот и я смотрю, че ты как-то… не по обстоятельствам, — обрадовался Толян.
Колян переоделся на дворе, там, где когда-то стояла Октябрина — бабкина любимица-корова, — в китайскую аляповатую куртку, от которой крепко пахло тепловозной гарью.
— Ты извиняй, братан, сам понимаешь, профессия у меня такая…
Двойка из тонкого серого сукна, небесно-голубая сорочка, шелковый галстук за
В животе потеплело, но некоторая неловкость оставалась. «Маленькая» кончилась.
— Ну что, к Верке? — поднял глаза на Коляна Толян.
Роста они были одного, но смотрел брат на брата снизу вверх. А глаза у него оставались такие же честные, прозрачно-голубые, как в детстве. Тогда, в этом самом детстве, в Путейном была общественная баня, и если дать сыну банщицы десять копеек, можно было посмотреть в дырочку в женский день. Колян смотрел. А Толян не мог. Отправились к Верке.
Верка торговала водкой. Сельмаг работал до пяти, а с собой взять Колян не догадался. И теперь ему было жутко неудобно перед Толяном. Он, переодеваясь, наскоро насовал в пуховик купюры из портмоне, и теперь ему не терпелось загладить свою вину.
Быстро дошли до полусгнившего барака, из которого давно сбежали все жильцы, и только в одной из квартир без света, с керосинкой ютилась такая же путейщица, как и все здесь, Верка.
Когда братья пришли, она растапливала отчаянно дымившую буржуйку. Непонятного цвета волосы были осветлены под блондинку, на плечах — поеденная молью шаль, в зубах — «беломорина». И лицо… странное такое лицо, как показалось Коляну, нездешнее.
— А, Толька, здорово, дорогой! — шумно обрадовалась Верка, поворачиваясь к вошедшим и вытирая слезящиеся от дыма глаза. — А кого это ты притащил?
— Это брат мой!
Верка встала с колен, закрыв печь, и посмотрела на Коляна. Да так и замерла, как будто выключили ее — выдернули шнур из розетки. А потом быстро переступила с ноги на ногу и шагнула навстречу.
— Ну, здравствуй, брат.
Колян, не ожидавший такого взгляда, буркнул:
— Добрый вечер, — и закашлялся.
Взяли две пол-литры.
И отправились к Саньку Прохину. По достоверным сведениям, у Санька Прохина жена уехала на выходные к родственникам.
— Как она на тебя уставилась, — заметил Толян. — Сразу скумекала, че просто так к тебе теперь и не подъедешь.
— Ты о чем? — не понял Колян.
— Так это ж Верка, Верка Макарова, ну?
— Макарова?.. — все еще не соображал Колян.
А потом как лучом озарило: Верка Макарова.
— С которой вы тогда в актовом зале за кулисами, — охотно подтвердил его догадку Толян и глупо хихикнул.
А Колян встал как вкопанный. Лето, школа на ремонте, туда-сюда снуют рабочие, жарко, очень жарко, в сельмаг первый и единственный раз завезли мороженое, он купил два пломбира: один для себя, а второй… Где же теперь длинные каштановые волосы, веснушки, вечно разбитые коленки?
— Я за вами подглядывал тогда, — признался Толян.
— Зачем? — удивился Колян.
А Толян вдруг покраснел и засопел некрасиво в сторону. Колян совсем растерялся.
— Так ей и надо, — вдруг резюмировал Толян, потряс в воздухе «маленькой», а потом звонко расцеловал ее в этикетку.