Наследник для Охотника

Лисовская Ирина

– Блин, засада, – Маруся приуныла, хотя Соня еще не вывалила на нее истинную проблему.

– Засада в другом, – Соня поднялась и села по-турецки, взяла договор, быстро пробежалась глазами по первым двум листам. – Я не могу назвать вещи своими именами, поэтому кое-что заменю на близкое по смыслу, ладно?

– Ага, надеюсь, пойму тебя.

– Допустим, я люблю собак. Но мне нравится, когда они не мои, и я могу в любой момент прийти к друзьям, немного поразвлекаться с ними и посюсюкаться. А затем, помахав ручкой и отдав их родителям, уйти со спокойной совестью. И я понимаю, что на данный момент все еще не готова ни к щенку, ни к более взрослой

собаке. Может, как-то потом, когда буду точно знать, что достаточно ответственная мать для песика и финансово стабильна, – захочу и заведу.

Соня замолчала, надеясь, что Маруся поймет, о ком идет речь. Подруга тоже молчала некоторое время, а потом заговорила:

– Думаю, я примерно понимаю, куда ты клонишь. Продолжай.

– У моего… мужа, – Бессонову аж передернуло, но пора привыкать к слову «муж», если уж она примет его условия, – уже есть взрослый «щенок», Охотин хочет, чтобы я стала ему матерью, – прошептала так тихо, как только могла.

Теоретически некоторые люди ведь называют себя родителями котиков или собак, вместо привычного «хозяева». Даже если ее подслушивают, она сможет отбрехаться.

– Хоть щенок и принял меня с радостью, но, понимаешь, не мое это! Не лежит душа к чужому песику. А у мужа условие: или так, или развод. А затем неминуемое банкротство. И он знает, что все равно я потом приползу, скорее всего, и буду умолять ухаживать за щенком, но уже на невыгодных мне условиях.

Маруся ответила, даже не задумываясь:

– Как бы было хорошо, будь это реально просто щенок, – подруга вздохнула.

Вот теперь настала пауза, Бессонова как раз открыла другие две страницы и освежила в памяти все плюшки, которые так любезно предоставил Охотин.

– И как долго ты должна играть роль мамочки щенка? Неужели, пока не состарится?

– В теории, пять лет, а затем смогу уйти в любой момент. Без суда и следствия, – зачем-то пошутила она, но быстро поняла, что шутка не удалась.

– И что, собака не будет скучать? Они же привыкают к мамочкам и папочкам. Потерять одного из них – катастрофа.

Соня уже думала над этим. В договоре написано, что когда Злате (именно так, оказывается, зовут дочь Охотника) исполнится десять, Охотин сам объяснит ребенку, куда делась его мать. Но все же, просит еще около года на непредвиденные обстоятельства. Как, по его мнению, он будет выкручиваться? Десять лет – это не пятнадцать и больше, когда ты уже подросток и хоть мало-мальски понимаешь, что к чему.

– Не знаю, но, по идее, это уже не мои проблемы, ведь так?

– А ты сама-то, после пяти лет заботы о собаке, сможешь ее бросить и забыть?

Такого вопроса Бессонова совсем не ожидала. Она даже не думала в этом направлении. Больше боялась того, что не свыкнется и будет относиться к ребенку предвзято. А и правда, вдруг однажды полюбит девочку, как тогда быть? Или у Охотина был изначально на это расчет?

Вообще договор составлен таким образом, что на протяжении этих пяти лет ни она, ни Ярослав не могут открыто изменять другу во избежание ненужных сплетен в СМИ. И что, он реально будет удовлетворять себя рукой по ночам? Или ему проще скрыто завести любовницу, например, на работе? Почему-то эта мысль отозвалась гневом у Сони. Нет, она не ревнует. Но хотелось бы справедливости! Если уж и терпеть, то вместе. Ведь не у Охотина по щелчку пальцев отнимают пять лет жизни. Зато он согласен дать ей стартовый капитал на будущий стартап. Согласен помогать в любом вопросе, будь то бизнес или

другая проблема. И даже не запрещает совмещать работу с заботой о Злате, чтобы через пять лет она была финансово независима и не уходила в никуда. Не запрещает так же встречаться с родителями и подругой. Как вроде она живет своей привычной жизнью, но все же… под чутким руководством.

– Я не знаю, что мне делать, – вымученно произнесла Соня, так ничего и не решив. – Конечно, есть много плюсов, но минусы значительно перевешивают.

– Впервые я в ступоре и не знаю, чем тебе помочь, – даже Маруська была сбита с толку. – Знать бы точно, чем пригрозили Славе. Настолько же у него безвыходное положение или нет. Вы бы могли объединить силы и бороться. Если, конечно, ты его простила после предательства. Я бы на твоем месте не скучала о нем, а, наоборот, злилась бы!

Соня злилась, но не настолько, чтобы разлюбить и забыть по щелчку пальцев.

– Пока я не выясню истинную причину, я не могу на него злиться. Хоть Охотин и сказал, что Слава продал меня за миллион, но слабо верится, что деньги стали стимулом бросить любимую девушку.

– Рублей? – с сарказмом уточнила Маруся.

– Рублей, конечно!

Миллион долларов – это что-то запредельное по ее мнению. Охотник хоть и отчаялся, но не до такой же степени!

– Если действительно лимон в рублях, тогда да, его запугали. Хотя… – Маруся не договорила и этим посеяла зерно неуверенности у Бессоновой. – Забудь. Гадать можно бесконечно, нам надо выяснить правду. Когда нужно дать ответ?

– Завтра вечером, – обреченно произнесла Соня.

– Блин, ладно. Не кисни, я что-то придумаю, все равно делать нечего. Не так я планировала провести сегодняшний вечер, – проворчала подруга.

Ну, да. Свадьба провалилась, и, как следствие, полетели все их планы.

– Позвоню сейчас Славе, может, все и решится.

– Ладно, отпишись потом.

Сбросив вызов, Соня набрала номер, сначала воодушевилась, услышав гудки, но когда они стали быстрые и частые, все поняла. Отменила звонок.

Открыв телеграмм, написала Славе сообщение. Она видела, что он в сети, но или и тут добавил в черный список, либо специально игнорит. Это все уже наталкивало на мысли, но Бессонова гнала их прочь, слишком рано делать выводы.

«Я у него в ЧС на телефоне и в телеге», – написала она Маруське и увидела через несколько мгновений:

«Ладно, я тоже не пальцем деланная. Найду, не переживай. Вытрясу из него правду любым способом».

***

Кроме экономки с ужином, к Соне больше так никто и не зашел. Она уже переоделась ко сну – надела свой привычный черный шелковый пеньюар, халатик от него повесила на перила кровати около головы. Вдруг что – сможет дотянуться рукой и быстро надеть. К сожалению, на двери не было замка. Если захочет, любой может зайти, даже ребенок.

Бессонова долго лежала без сна, все время оглядывалась на дверь в комнату и прислушивалась, не идет ли кто-то. Она успела себя накрутить настолько, что когда дождь застучал по карнизу окна, Соня нервно дернулась и подскочила на кровати.

– Даже небеса рыдают, – прошептала она в тишину и повалилась обратно.

Как ни странно, под монотонные звуки дождя быстро уснула.

Бессонова проснулась резко и, подскочив на кровати, прислушалась. За окном прогремел раскатистый гром, крик из соседней комнаты стал громче, а плачь – надрывным. Настолько отчаянный плач, что аж душу рвал на части.