Наследник для Шаха
Шрифт:
— Аслан… прекрати… ты пугаешь меня, — выдаю едва слышно, сжимаюсь вся и смотрю только в лицо мужчины, боюсь моргнуть, боюсь отвести взгляд, чтобы увидеть, как огромная железная стрекоза пролетает так высоко над землей, что дыхание спирает.
— Пугаю тебя?! — выдает жестко, зло, у него глаза вспыхивают.
Такой Шах по-настоящему опасный и пугающий до икоты. Эту свою сторону он никогда мне не показывал, скрывал, а сейчас… сейчас… мне действительно до ужаса плохо…
— Прошу, пожалуйста, сбавь свой
— Зачем… Аийша?! — рычит просто, выговаривает сквозь сжатые зубы.
— Что? — не понимаю его, в моих глазах опять набухают слезы.
— Зачем. Ты. Убежала?! — рявкает так, что пилот, что сидит впереди нас дергается, сильнее вжимает руки в штурвал, а я бледнею, потому что вижу, насколько мы высоко.
Голова кружится, перед глазами карусель. Прикрываю веки. Пытаюсь дышать, но не могу. Воздух застревает в горле и не идет дальше в легкие.
— Полина?! — опять его рык и Аслан ловит меня, хватает, притягивает.
Вмиг оказываюсь у него на коленях, ощущаю, как ласкает спину, уже не давит, а успокаивает.
— Тихо, девочка, тихо… — шепчет мне на ухо, целует мои глаза скулы, зарывается пальцами в мои волосы.
— Посмотри на меня, — приказывает, но все же голос мягче, глубже и я подчиняюсь.
Распахиваю веки и вглядываюсь в такое родное и любимое лицо. Аслан Шахов — мой мужчина. Что бы не происходило в этом мире, что бы не было у него в прошлом, я чувствую, что он — мой.
— Успокойся, малышка, все прошло… — выдыхает надрывно, притягивая меня к себе еще ближе и это становится каким-то катализатором.
Меня буквально накрывает истерикой, я начинаю рыдать, безудержно, обнимаю Аслана за шею, утыкаюсь в его горло и плачу, навзрыд, не обращая внимания, как белоснежная сорочка пропитывается моими слезами.
Он дает мне выплакаться. Ласкает, проводит пальцами по моей спине, рисует какие-то необычные вязи, незнакомый орнамент, действует убаюкивающе, как и гул от лопастей.
На мгновение забываю о своем страхе. Слишком многое пережила. Глупая. Виноватая. Знаю все это.
Но не хочу говорить. Не могу. Не сейчас. Оставляю это на потом…
Ощущаю себя, как в коконе, надежном, окутывающем меня со всех сторон.
Не замечаю, как уплываю в сладкий, безмятежный сон…
Глава 41
Аслан Шахов
Обнимаю Полину, держу на руках самую ценную ношу, прижимаю к груди и чувствую, как бьется ее сердце, целую тоненькую венку на виске, где размеренно бьется пульс.
Я чуть не слетел с катушек, чуть не взял свою женщину прямо на сиденье вертолета, потому что до боли, до ломоты в костях и мышцах, нужно было прочувствовать Полину, понять, что здесь, что со мной, что все хорошо.
Впервые я боялся. Боялся потерять, боялся больше никогда не увидеть светлых
Никто. Ни одна тварь. Не навредит. Не посмеет. Под страхом смерти. Отныне и навсегда. Теперь, когда совет узнал все тайны семьи Асада, когда я свободен от оков…
Именно Полина станет той, кем предначертано ей быть.
Под ребрами горит, когда смотрю на свою женщину, она засела в сердце. Заноза. Отрава. С первой секунды. С первого ее взгляда. Я захотел. Накрыло. Присвоил. Украл. Запер.
Только лишь ее испуганные влажные глаза заставили остановиться. Вспомнить, что мы не одни в этой чертовой кабине, а Полина не девка, которую можно разложить.
Хотя очень хочется. Настолько горит все внутри, что с трудом удержался. Желание подмять под себя и не отпускать пьянит, опутывает.
И мне остается лишь усмирять свой нрав. Виновата Полина. Убежала. Подставилась и подставила. Любую другую на ее месте ждала бы расправа, а вот с ней…
Опять смотрю на мирно посапывающую девушку. Рассматриваю аккуратную линию бровей и веер пушистых ресниц. Трогательная девочка. Обезоруживающая…
Мне легче себе руку отгрызть нежели ее заставить отвечать за побег, за то, что чуть не лишила меня сердца…
Прикрываю глаза и опять переношусь в зал, где решается судьба…
— Аслан Шахов. Мы тебя услышали, — скупой голос Ибн — Мурата.
Взгляд. Глаза в глаза. И мой бывший тесть обессиленно опускается на свое место. Повисает молчание, долгое. Тягучие. Время на принятие решений. Секунды на то, чтобы предъявить мне обвинения и заставить держать ответ.
На это рассчитывал Заур, когда вышел на тропу войны, но кости брошены, а выпала неожиданная комбинация.
— Ну что же… — первым встает старейшина. Ибн Мурат окидывает взглядом всех собравшихся. Белый саван на его плечах, похож на крылья. Этакий судья, за которым первое слово.
Жду решения, но пожилой, многоуважаемый мужчина кивает мне, выказывает свое почтение и тихо направляется к дверям.
Нет приговора. Нет обвинение. Звук его шагов подхватывает эхо.
Представители семей в молчании поднимаются со своих мест. Никто из них не станет предъявлять мне обвинений, никто не сможет попрекнуть Аслана Шахова в том, что он не чтит традиции.
План Асада провалился с треском, но мне нет радости от осознания того, что только что здесь произошло. Облокачиваюсь кулаками о стол. Меня мало беспокоили вопросы земель, сейчас для меня важно только одно — жизнь и здоровье Полины…
Прикрываю веки и пытаюсь загнать ярость в глубины сознания. Я не могу убить Заура. Не сейчас. Не здесь. Не тогда, когда Полина в его власти.
Дышу через нос. Соперник загнан в угол, но змея даже с отрезанной головой, все еще способна на последний ядовитый укус.