Наследник фортуны 2
Шрифт:
— Сколько я вам должен? И почему у вас такое замечательное настроение?
— О, Никита, не смей даже думать о деньгах. Такие пустяки не упоминаются между настолько близкими людьми, — с притворным возмущением сказала Елизавета и сняла чёрные кожаные перчатки. — А что же касается моего настроения, то я буквально сгораю от жажды увидеть лица твоих… м-м-м… бывших родственников. Надеюсь, твою бывшую невесту тоже пригласили. Они ведь все считали тебя весьма слабым молодым человеком, а ты, оказывается, весьма и весьма силён. И мы оба знаем, что могло изменить тебя.
— Всё же считаешь, что я демон?
— Допускаю такую мысль.
— Ну, поглядим, что из этого выйдет, — скептически выдал я и перевёл разговор на какую-то ничего не значащую тему.
Карета между тем уже покинула город и поехала по разбитой просёлочной дороге. Лошади шлёпали по грязи, колёса наматывали килограммы жирной почвы, а тусклый солнечный свет скользил по высокой траве, покрытой росой.
Вскоре показалось и кладбище. Спрятавшиеся за кованным забором склепы и усыпальницы оказались менее роскошными и древними, нежели те, под которыми архиепископ и прочие сектанты устраивали свои кровавые жертвоприношения. Тут возле обочины дороги выстроились экипажи и автомобили, поскольку на территории кладбища все они не разместились бы. Видать, транспорт отвозил пассажиров к месту погребения, а затем возвращался и оставался ждать людей здесь. Мы решили поступить так же.
Карета Романовой миновала распахнутые настежь ворота и поехала по довольно широкой брусчатой дорожке. Мимо потянулись захоронения, а я, воспользовавшись памятью Никитоса, указывал путь. Параллельно в моей памяти всплыла картина того, как Поль заставлял Ника жрать кладбищенскую землю. Это произошло на той стороне кладбища, именно к ней примыкали могилы, в коих покоились дворяне-самоубийцы.
— Выше нос, душа моя, — подбодрила меня Романова, обратив внимание на моё помрачневшее лицо.
— Хм, — хмыкнул я и покачнулся из-за того, что повозка остановилась.
Кучер открыл мне дверь, а я подал руку Елизавете, царственно вышедшей из кареты. На неё сразу же обратили внимание десятки людей, кои сгрудились на небольшом пяточке возле статуи ангела, с устремлённым в небо незрячим мраморным взглядом. Большинство людей я отродясь не видел, но вот старшего Лебедева, Поля, мачеху, бывшую невесту Никитоса и Ваську с его невестой признал сразу. Последняя с нашей последней встречи, кажется, набрала ещё пару килограммов. А вот Александра Юрьевна, бывшая Никитоса, наоборот — стала ещё более хрупкой. Она чуть-чуть возвышалась над Полем, капризно морщащим лицо. Однако младший Лебедев уже через секунду удивлённо вытаращил глазёнки, увидев меня под руку с Романовой, которая специально не стала опускать вуаль, дабы люди видели красоту её лица. Мы с ней двинулись к Лебедевым. Кучер же погнал карету к воротам кладбища.
И пока мы шли к Лебедевым, народ приветствовал вдовушку, а та порой величаво кивала, держа на пухлых губках печальную улыбку, словно помер кто-то из её родственников. Настоящая актриса! Ей бы продюсера!
— Мои соболезнования, судари и сударыни, — прочти простонала Романова, остановившись возле ненавидимого мной семейства. — Никита уже поведал мне каким выдающимся человеком был ваш старший брат, Иван Петрович.
— Благодарю, — хмуро кивнул Лебедев, чьи веки ещё больше набрякли, а щёки отвисли чуть ли не до плеч.
— Да, Империя лишилась дворянина с большой буквы, — грустно шмыгнула носиком мачеха и промокнула носовым платком свои змеиные глаза, которые, кстати, были абсолютно сухими.
— Елизавета Васильевна, позвольте представиться, моё имя Василий Иванович Лебедев. А это моя невеста Марфа Фёдоровна и мой младший брат Поль. А вот прекрасную невесту Поля Анастасию Юрьевну вы уже, кажется, знаете, — неуклюже выдал Васька, умудрившийся вспотеть даже в такую прохладную погоду.
— Да, знаю. Мне много чего приходилось слышать о ней. Но стоит ли верить народной молве? — вздохнула Романова, скользнув взглядом по девице, густо залившейся краской. — Анастасия Юрьевна, примите мои несколько неуместные для такого мероприятия поздравления. Вы с Полем просто идеальная пара. Мне думается, что у вас родится много разных детей, но каждый будет по-своему красив.
— Благодарю, сударыня, — гордо улыбнулся дебил Поль, который даже не понял, что в словах Романовой скрывался прозрачный намёк на то, что Анастасия Юрьевна нагуляет детей на стороне, раз они будут разными. А вот старший Лебедев и мачеха намёк поняли. И оба с невероятной злостью посмотрели… на меня. Да, на меня, поскольку на Романову бросать такие взгляды себе дороже. Она в обществе занимает веточку гораздо более высокую, чем Лебедевы, потому и гадит на них без зазрения совести.
К сожалению, непростой характер Елизаветы мог сказаться на моём желании установить мир с Лебедевым, посему я украдкой сжал локоть своей спутницы. Авось поймёт, что уже начинает перегибать. И та вроде бы поняла. Мило улыбнулась и проворковала:
— Ну, что же, господа и дамы, ещё раз приношу вам свои соболезнования.
— Угу, мы соболезнуем, — отрыл я рот впервые с самого начала напряжённой беседы.
Лебедевы хмуро покивали, а мы с девушкой отошли в сторону, ожидая когда в семейный склеп понесут гроб с братом Ивана Петровича. Жалко, конечно, что не его самого понесут.
— Неприятные люди, — пожаловалась Романова, опустив наконец вуаль. — Как ты с ними жил столько лет?
— Сам не знаю, — пожал я плечами и увидел наконец чёрную карету-катафалк. Тут же среди собравшихся на похороны людей завыли нанятые Лебедевым плакальщицы.
— Фи, какая пошлость платить людям за наигранную жалость и печаль, — прошептала Елизавета, будто не она пять минут назад изображала вселенское горе.
Между тем дюжие ребята достали из катафалка гроб и установили его около статуи ангела, дабы с покойным мог попрощаться любой, кто хотел. Я к нему подходить не стал, а предпочёл остаться стоять в сторонке. Романова тоже не выказала никакого желания идти к гробу. А вот когда гроб понесли в склеп, тогда мы уже примкнули к траурной процессии, чёрной змеёй поползшей между усыпальницами.
Идти было недалеко, посему уже через пару минут гроб в торжественном молчании занесли в склеп с гербом Лебедевых, после чего я настойчиво потащил Романову к выходу из кладбища. Всё, мой долг выполнен, как перед усопшим, так и перед Никитосом.
— Парад лицемерия и напускной печали, — брезгливо проговорила Елизавета, вышагивая рядом со мной по брусчатке. — У большинства в глазах только и мелькало страстное желание поскорее услышать завещание. А вдруг усопший и мне что-то оставил? И пусть я даже не его родственник, но вот однажды мне довелось ему дверь в ресторации придержать. И он тогда на меня с такой благодарностью посмотрел, что явно как-то должен упомянуть меня в завещании.