Наследник имения Редклиф. Том первый
Шрифт:
ГЛАВА I
Гостиная въ Голуэль-гауз считалась одной имъ любимыхъ комнатъ обитателей этого дома. Громадныя окна ея, выходившія прямо въ садъ, придавали ей лтомъ необыкновенно веселый характеръ; а зимой, какъ, напримръ, въ тотъ день, когда начинается наша повсть, яркій огонь въ камин и группы душистыхъ тепличныхъ растеній, живописно разставленныя по угламъ, длали эту любимую комнату, кажется, еще привтливе, особенно при сравненіи съ грустной, ноябрской погодой, съ холодными туманами и обнаженными деревьями. Въ это утро въ комнат находилось два лица: молодая
— А а! Филиппъ! Это вы? здравствуйте!
— Добраго утра, Лора! Чарльзъ! здорово! очень радъ, что ты опять внизъ спустился. Каково ты себя чувствуешь сегодня? спросилъ вошедшій.
— Спасибо! ничего особеннаго! грустно отвчалъ больной.
— А вы пшкомъ къ намъ пришли? спросила Лора.
— Да. Гд дядя? Я заходилъ на почту и принесъ письмо на его имя. На конверт есть штемпель Мурорта, — сказалъ Филиппъ, вынимая изъ кармана конвертъ.
— Что это такое — Мурортъ? спросилъ больной Чарльзъ.
— Почтовая станція близъ Рэдклифа, помстье сэръ Гэя Морвиль.
— Старика сэръ Гэя? А у него разв есть дла съ нашимъ отцомъ?
— А разв ты не зналъ, что дядя сдланъ опекуномъ мальчика — внука старика, — отвчалъ Филиппъ:
— Э? Неужели? Я ничего не слыхалъ.
— Да, — продолжалъ Филиппъ. — Когда сэръ Гэй настоятельно требовалъ, чтобы мой покойный отецъ принялъ на себя званіе опекуна, то тотъ не иначе согласился на это, какъ съ условіемъ, чтобы твой папа былъ вторымъ опекунъ ребенка. Покойникъ отецъ мой умеръ, и теперь дядя опекунъ мальчика. Я почти увренъ, что въ Рэдклиф что нибудь да не ладно. Адресъ на конверт сдланъ чьей-то другой рукою, а не сэръ Гэя.
— Придется теб подождать, если ты не очень любопытенъ и не пойдешь розыскивать отца, — сказалъ Чарльзъ: — Онъ отправился куда-то по хозяйству, потому что ему приходится самому замнять Дженкинса.
— Право, Филиппъ, — вмшалась Лора:- мы не знаемъ, какъ и благодарить васъ за то, что вы открыли отцу глаза на счетъ плутни Дженкинса. Ужъ не говоря о выгод не быть обманутымъ, какое вы удовольствіе доставили этимъ папа; вдь онъ теперь самъ смотритъ за хозяйствомъ всей фермы.
Филиппъ улыбнулся и подошелъ къ столу, на которомъ она рисовала.
— Вы узнали, какой это видъ? спросила Лора, взглянувъ ему прямо въ лицо.
— Конечно. Это Стэйльгурстъ. Откуда вы его сняли?
— Это копія съ рисунка карандашемъ вашей сестры, который я нашла у мама, въ картон.
— Очень похоже, только шпиль на кровл дома слишкомъ малъ, да еще это дерево не врно — нельзя ли перемнить его листву? Вдь это ясень.
— Въ самомъ дл? а я приняла его за вязъ.
— А вотъ тутъ, на переднемъ план картины, нужно сдлать деревья потемне, чтобы выдать рзче перспективу. Видъ на вершину горы Соутъ-Муръ переданъ очень врно, особенно если на него смотрть издали.
Лора начала быстро длать поправки на рисунк, а Филиппъ молча слдилъ за ея карандашемъ. Лицо его приняло оттнокъ какой-то грусти. Вдругъ за дверью раздался голосъ: «Лора! Лора! Ты здсь? Отвори дверь посмотри.»
Филиппъ бросился отпирать дверь. На порог комнаты явился горшокъ высокой камеліи съ темными, зелеными листьями, изъ-за которыхъ выглядывало смющееся лицо молодой двушки въ блокурыхъ локонахъ.
— Благодарю! весело закричала она, неся горшокъ обими руками. — Ахъ, Филиппъ, это вы! не трогайте, не трогайте, я должна показать свою камелію Чарли.
— Ты сама не хуже дорогаго цвтка, — замтилъ больной.
— Да ты посмотри, сколько тутъ бутоновъ! продолжала блокурая Эмми, съ торжествомъ ставя горшокъ передь диваномь. — Что за совершенство! какая близна, какіе отчетливые лепестки! Я побдила и Машу и садовниковъ, ране двухъ недль ни одна камелія у нихъ не распустится, а моя можетъ идти на цвточную выставку. Старикъ Самъ насилу мн ее доврилъ, даромъ, что это моя питомица, онъ все боялся, что я ее не донесу.
— Однако, Эмми, — замтилъ Филиппъ, когда вс достаточно налюбовались цвткомъ: — вы все-таки позволите мн поставить горшокъ на окно. Вамъ онъ, право, не по силамъ.
— Берегитесь! крикнула Эмми?
Но увы! уже было поздно: не усплъ Филиппъ взять горшка изъ ея рукъ, какъ единственный распустившійся цвтокъ задлъ за столикъ Чарльза и, сломанный, упалъ на полъ.
— Ахъ, Эмми! Что я надлалъ! Вотъ жалость-то! Какъ это случилось? воскликнулъ Филиппъ.
— Длать нечего! отвчала Эмми: — я поставлю цвтокъ въ воду.
— Какое несчастіе! мн такъ досадно — вдь теперь ужъ нельвя послать эту камелію на выставку?
— Развдывайтесь, какъ знаете, съ Самомъ. Его это огорчитъ гораздо боле, чмъ меня. Впрочемъ, на выставк моя бдная камелія могла бы пожалуй и вызябнуть; тогда она погибла бы на вки!
Голосъ Эмми звучалъ весело, но зеркало, чрезъ которое Чарльзъ наблюдалъ за сестрою, выдало ея тайну.
— Кажется, у тебя слезки на глазахъ Эмми? спросилъ онъ ее, улыбаясь.
— Неправда! со смхомъ возразила та, и не успла она выговорить этого слова, какъ въ комнату вошелъ среднихъ лтъ джентльменъ. Это былъ человкъ небольшаго роста, худощавый, съ нсколько усталой, но добродушной физіономіей, съ сдыми бакенбардами, быстрымъ взглядомъ и съ очень порывистыми манерами. Это былъ хозяинъ дома, мистеръ Эдмонстонъ. Онъ ласково поздоровался съ Филиппомъ, и тотъ подалъ ему письмо.
— Ба-а! Письмо! Посмотримъ, что пишутъ? Вдь это почеркъ не сэръ Гэя. Э! Такъ вотъ въ чемъ дло. Умеръ! Вотъ неожиданно-то!
Все это онъ проговорилъ, пробгая письмо.
— Умеръ? кто такой? Сэръ Гэй Морвиль? закричали вс въ одинъ голосъ.
— Да, бдный старикъ умеръ скоропостижно, — сказалъ мистеръ Эдмонстонъ и, подойдя къ двери, громко крикнулъ: — Мама! Мама! зайди-ка сюда на минуту!
На его зовъ, черезъ нсколько времени, явилась стройная, красивая лэди, сзади которой, робко, нершительно прокралась двочка лтъ 11 — ти, съ вздернутымъ носикомъ и съ лицомъ, выражавшимъ живйшее любопытство. Она опрометью кинулась къ сестр Эмми, которая хотя и покачала головой и погрозила ей пальцемъ, но улыбнувшись все-таки взяла двочку за руку, внимательно вслушиваясь между тмъ въ слова отца.