Наследник Рода
Шрифт:
Жизнь – игра! Правила жестоки и не прощают ошибок. Тот, кто этого не знает, вечно будет ходить по кругу. Марат знает, и путь его будет только вперед и только вверх.
Сидя в удобном кресле московского офиса, Купцов внутренне улыбался, постукивая золотым Паркером по полировке стола. Мысли о будущем превратились в развлечение. В короткие паузы между делами Купцов позволял себе погружаться в мечты… Хотя почему в мечты? В перспективу, в судьбу. Планы строить пока рано – не на чем, но потешить тщеславие – самое то! А план… план родится. Неизбежно, неминуемо – как когда-то младенец
– Марат Борисович, господин Кураев в приемной.
Купцов недовольно сморщился: не хотелось спускаться с небес на землю, но что поделаешь: именно на земле куется счастье.
– Пусть заходит.
Дверь в кабинет медленно отворилась, и на пороге возник директор завода «Металлист», который недавно купила компания, возглавляемая Маратом.
Кураев Матвей Михайлович в планах Купцова, а точнее Райморта, был тем счастливцем, которому из руководителя убыточного предприятия в скором будущем предстояло превратиться в значительную и довольно влиятельную персону в стране, о чем сам Кураев пока даже не догадывался.
Марат поднялся с кресла и энергично двинулся навстречу директору, протягивая руку для приветствия.
– Рад вас видеть, Матвей Михайлович!
Кураев глупо заулыбался, почтительно кивнул головой и пожал потной от волнения ладонью руку Марата. Тот в душе скривился от мерзкого прикосновения, но виду не подал.
– Прошу, – Купцов указал на место для посетителей за своим рабочим столом.
Кураев еще раз кивнул и робко занял предложенный стул. Марат улыбнулся заискивающей покладистости.
«Генри все-таки гений, – подумал он, искренне восхищаясь умением Райморта подбирать партнеров и сотрудников. – Этот тип – идеальная пешка, мечтающая за чужой счет пробиться в ферзи».
Подождав, пока Матвей Михайлович перестанет ерзать на стуле, Марат неторопливо присел рядом и по-дружески, – а скорее даже по-хозяйски – положил руку на плечо гостя: тот затаил дыхание, будто ощутил прикосновение ангела-благодетеля, а возможно, жестокого судьи.
Невысокий, коренастый, пятидесяти лет, с темной, хорошо уложенной и посеребренной проседью шевелюрой, с харизматичным волевым лицом, в дорогом костюме – настоящий руководитель, истинный лидер коллектива. Марат смотрел на него и поражался: у природы определенно есть чувство юмора.
Кураев занимал должность директора завода более пяти лет. Ничего, кроме долгов, предприятие не приобрело, зато сам господин директор прикупил несколько домов заграницей и обзавелся крупным счетом на Кипре – показательный пример работы русской поговорки, в которой встречают по одежке…
Представительная внешность Матвея Михайловича не имела никакого отношения к его внутреннему миру, в котором царили жадность, глупость, трусость и жажда тщеславия.
Помимо внешности, он имел еще одно достоинство – подвешенный язык и тягу к публичным выступлениям. Его здорово принимали в любом коллективе, а затем искренне удивлялись: как с появлением такого красноречивого, представительного и вроде бы деятельного человека дела начинали шататься и разваливаться? Понять причину Кураев не позволял и вовремя уходил из разворованных компаний, предварительно убедив всех, что лишь невероятное стечение тяжелых обстоятельств не позволило сделать чудо. Увы, чудес в жизни не бывает, а вот глупцов и неудачников полным-полно – всегда найдется тот, на кого можно спихнуть собственную некомпетентность.
С завода «Металлист» Кураев уйти не успел. Его бегству помешал неожиданно объявившийся молодой бизнесмен, за которым, по слухам, стояли очень мощные силы.
Марат Борисович Купцов выкупил акции завода, погасил «плохие» долги, утвердил план реконструкции предприятия и вместо того, чтобы сместить бесполезного руководителя, а еще лучше отдать под суд, попросил того остаться, посулив небывалую перспективу и долю в теперь уже прибыльном бизнесе – чудеса, да и только! При том, что Кураев никогда не верил в чудеса, в этот раз по какой-то странной причине проявил легкомысленную наивность, о чем впоследствии неоднократно жалел: надо было исчезать… пока не поздно!
– Матвей Михайлович, – Марат смотрел прямо в глаза директора. – Я хотел поговорить о вашем будущем.
Кураев вздрогнул, но при этом заулыбался еще более заискивающе.
Марат встал, оставив Кураева за столом в одиночестве, и начал прохаживаться по кабинету, создавая невыносимое напряжение, а затем присел за столом напротив и просто впился глазами в собеседника – тот чуть не потерял сознание, приготовившись к самому страшному.
– Как идет реконструкция предприятия? – вопрос-убийца.
Матвей Михайлович с трудом взял себя в руки и, постепенно усиливая напор, принялся демонстрировать класс софистики, казуистики и демагогии.
Марат не стал долго утомлять себя.
– Хорошо, хорошо… – остановил он расходящегося директора, – рад, что вы так рьяно взялись за работу, но… независимо от состояния дел, я хотел бы пересмотреть наши соглашения.
Кураев сощурился, демонстрируя непонимание.
– Понимаете… я не могу уступить вам долю в предприятии.
– Но… как же… это же… – Кураев от неожиданности чуть не потерял дар речи.
– Матвей Михайлович, – Марат оставался спокоен и вежлив. – Мы оба прекрасно знаем про ваш счет и недвижимость… Мы оба не сомневаемся в том, что они заслужены, но… учитывая состояние предприятия, которое я приобрел…
– Вы на что намекаете? – лоб директора покрылся мелкими капельками пота.
– Упаси меня бог, – Купцов поднял руки. – Упаси меня бог намекать. Говорю прямо: будущему политику нельзя заниматься бизнесом в этой стране.
– Как?.. То есть, в каком смысле политику? – глаза Кураева забегали, а слабенький мозг заработал на пределе своих возможностей.
Марат не выдержал и улыбнулся открыто: что за комедия!
– Господин Кураев, у меня и моих партнеров есть далекоидущие планы – более грандиозные, чем вы можете себе представить… Так вот, я хочу, чтобы вы поучаствовали в них – стали нашим доверенным лицом… Чтобы вы наконец использовали талант по назначению. Я предлагаю вам возглавить партию и сделать серьезную политическую карьеру, а это, знаете ли… это гораздо увлекательнее руководства заводом, в котором вы, кстати, – давайте будем откровенными – ничуть не преуспели.