Наследники
Шрифт:
— В сущности, все, что вы говорите, правильно. Но у меня из головы не выходит — почему Мишутин не стрелял? Когда вышел на эту прогалину, зверь был от него всего в десяти метрах. И почему шел он с одним заряженным стволом, когда в патронташе были патроны с картечью?
— Ну, на эти вопросы мог бы ответить лишь сам гражданин Мишутин. Этого он, к сожалению, уже никогда не сделает. Но, логически рассуждая, ответы можно найти. Причины все те же: плохая подготовка охоты.
— Да нет, капитан. Дело в том, что Мишутин был далеко не новичок в охотничьем деле.
— Тогда в чем же дело?
— Понимаете, в тот вечер, перед охотой, Василий Федорович был какой-то необычный, странный.
— Как это необычный?
— Ну, задумчивый, поникший, хмурый какой-то. Может, на службе у него что-нибудь случилось или дома?..
— И по служебной линии ясность полная, и по домашней. На работе его характеризуют положительно, и даже очень, а дома о нем сказать некому — один жил. Что же касается его душевного, так сказать, состояния, то что же… Раз он был не в форме, может, устал, плохо себя чувствовал, опять-таки вы должны были учесть это и не ставить его один на один с таким зверем. Значит, опять вина ваша. Так что прошу подписать обвинительное заключение.
Чапыгин вздохнул:
— Подписать-то я подпишу, но во всем этом следовало бы разобраться более тщательно.
Свою мысль Чапыгин не только высказал устно, но и написал об этом в небольшом письме на имя начальника следственного управления: «Не для того пишу, чтобы снять с себя или с кого-либо ответственность, а для того, чтобы была внесена полная ясность в дело, чтобы одна беда не повлекла за собой другую. Ибо осудить невинного — это тоже беда…»
Начальник следственного управления генерал Родников, прочитав письмо Чапыгина, затребовал дело о гибели Мишутина и подробно ознакомился с ним. В одном из протоколов допроса Никифорова его внимание привлекла знакомая фамилия: Крылатов. Егерь в ответ на вопрос следователя, почему он не поинтересовался, что за охотник Мишутин, ответил:
«Он ведь и раньше приезжал к нам. С Петром Максимовичем Крылатовым приезжал. А тот со случайным человеком не поедет. Негоже мне было каким-то необоснованным сомнением обижать человека».
Генерал Родников подчеркнул эту запись в протоколе и стал листать дело. Показаний Крылатова там, однако, не было.
— Почему по делу Никифорова не опрошен Крылатов? — спросил он у Новиченко.
— Так он же не был на охоте. И вообще в Москве не был. Что же он мог показать?
— Мог охарактеризовать Мишутина.
— О Мишутине собраны все необходимые данные. Кроме хорошего, о нем никто ничего не сказал.
— А его моральное состояние?
— Ну, для секача его моральное состояние, я думаю, было не столь уж существенно.
Родников не принял шутки.
— Для него не существенно, а для нас — очень. Узнайте, в Москве ли Петр Максимович Крылатов, и, если в Москве, попросите его приехать ко мне.
Уже к концу дня в кабинет генерала вошел пожилой плотный человек с густым ежиком седых щетинистых волос — полковник милиции в отставке.
Когда-то он был грозой домушников, карманников и прочей нечисти во многих северных городах. За несколько лет до пенсии переехал в Москву, работал в Центральном уголовном розыске, затем в Институте криминологии и вот уже несколько лет корпел над каким-то серьезным трудом, связанным с его прошлой деятельностью. Целыми днями сидел в библиотеках и музеях или вдруг уезжал на неделю, на две в какой-нибудь райцентр, где когда-то трудился.
— Здравствуйте, коллега, — сдержанно поздоровался он с начальником управления и, усевшись в кресло, спросил:
— Чем могу быть полезен?
— Хотели, Петр Максимович, посоветоваться с вами по поводу случая в Заболотье. Я знаю, что вы не были там, но знали погибшего.
— Да, знал, и неплохо. Хороший, душевный был человек. Я все еще не приду в себя от этого нелепого случая.
— Понимаете, Петр Максимович, судить людей надо за его гибель.
— Коль виноваты, надо судить.
— Как он был охотник-то? Настоящий?
— Любил это дело. Особенно охоту на птицу. На зверя ходил меньше, но ходил. Сдержанный, спокойный, с самообладанием. И стрелял неплохо.
— Понимаете, вдруг пошел преследовать секача по следу. Обнаружил его затаившимся всего в десяти метрах, на открытом лежбище. И не стрелял.
— Наверное, не успел выстрелить.
— Даже не пытался. Двустволка и с предохранителя не была снята.
— Да. Это странно. Очень странно…
— Вечером, перед охотой, все заметили его угнетенное, хмурое состояние. Но не придали этому значения.
— И зря. Может, здесь и кроется причина трагедии. Если можно, устройте мне поездку на место происшествия. Хочу посмотреть обстановку.
— А почему нет? Хоть завтра.
— Нет, послезавтра. Прежде прочту все дело.
— Прекрасно, поедете послезавтра. Но следов там, видимо, уже нет.
— Посмотрим. Снегопадов-то в этот месяц почти не было.
Новиченко, когда ему сообщили о предстоящей поездке в Заболотье, проворчал:
— А зачем, собственно? Дело вполне ясное. — Заметив, однако, неодобрительный взгляд начальника управления, поспешил заверить: — Все будет сделано, товарищ генерал.
Старый егерь обрадовался Крылатову, посетовал на несчастье:
— Каждый день вот суда жду. И Василий Федорович из головы не идет. Только не виноват я, Петр Максимыч, не виноват.
— Что же делать, Никифорыч, что делать. Крепись. Коль не виноват — не засудят. Судьи — люди опытные, разберутся.
Выехали в Заболотье. «Газик» до лесной просеки не пробился, километра три пришлось идти пешком. Вот и опушка, где стоял на номере Мишутин. Утоптанная дорожка следов ведет к той лесной прогалине. Никифоров показывает вывороченную сосну, около корневищ которой стоял Мишутин, лежку, с которой бросился на него зверь. Место его падения после расправы с Мишутиным…