Наследство Карны
Шрифт:
— Какое же это условие?
— Я должна простить его.
— Черт, этого еще не хватало!
— Тебе интересно, что я ответила?
Он глупо поглядел на нее.
— Я ответила, что она может оставить его себе. Что мы с Акселем знали друг друга с детства. И не больше. Через некоторое время она написала мне и спросила, кого я предпочитаю.
Анна встала и, упершись руками в бока, с вызовом посмотрела на него. Словно чего-то ждала.
Вениамин растерялся. Он не мог ей признаться, что никогда не получит должность окружного врача. Сейчас не время и не место для таких признаний. Это было бы слишком много для одного дня.
Она поплотнее закуталась в шаль. Ветер рвал шаль v нее из рук. Трепал платье и волосы.
— Смотри, какой ветер! — только и смог сказать он.
Она отвернулась и пошла по тропинке к полю. Шаль надулась парусом у нее за спиной. Желтая бахрома в белом свете.
— Анна! — крикнул он.
Она остановилась и оглянулась.
— Мы только путешественники, — сказала она. — Вот и все. — Голос у нее был грустный.
И она быстро пошла прочь. Он бросился за ней, но, когда догнал, их уже могли видеть из окон дома.
Из-за похмелья, из-за волнения и сознания, что их могут увидеть, Вениамин едва не лишился чувств. Ловя ртом воздух и забыв обо всяком достоинстве, он жалко ухватился за Анну. Но она не убежала.
— Я не смею просить… Не могу запереть тебя здесь… Ты здесь просто умрешь. Я сам с трудом выдерживаю.
— Тогда давай уедем отсюда. Вместе! — Она стиснула его руку.
— Карна…
— Возьмем ее с собой!
— Она будет тебе обузой.
— Почему же обузой?
— Она не твой ребенок.
— Ты тоже не мой. И все-таки я делаю тебе предложение. Ты согласен?
Он забыл, какой бывает Анна.
— Ты хорошо подумала?
Она накинула на него свою шаль.
— Я думала четыре года. И приехала к тебе. Одна. Про Софию мы придумали, чтобы успокоить маму. Иначе о поездке не могло быть и речи. В последнюю минуту София притворилась больной, и я уехала одна. Неужели ты ничего не понимаешь? Идиот!
Вениамин аккуратно сложил шаль. Посмотрел на нее. Сложил еще раз и сунул в карман. Шаль не поместилась туда целиком и медленно вытекла из кармана. Ветер подхватил ее и обвил ею его ноги, бахрома зацепилась за ширинку.
— Я согласен!
— Это уже немало! Значит, ты признаешь…
— Нет! Я хотел сказать, что принимаю твое предложение. Но сперва я должен кое-что рассказать тебе.
В ее глазах мелькнуло подозрение.
Вениамин с огорчением развел руками. Это выглядело глупо, словно речь шла о каком-то несчастье. И все-таки он еще раз развел руками.
— Норвежские власти не дают мне лицензию на лечение больных! — вырвалось у него.
Она с изумлением смотрела на него. Все кончено. Ну и пусть. Зато это уже позади.
— В чем же ты провинился?
— Ни в чем. Но они не признают диплом, полученный в Копенгагене.
— Не может быть!
— Может! Господа в Христиании считают именно так! Теперь понимаешь, что мне нечего предложить тебе?
Она по-прежнему не спускала с него глаз. Что ей еще нужно? Он был готов провалиться сквозь землю.
— Я хочу, чтобы ты сделал мне предложение независимо от этой лицензии, — вдруг сказала она. — Я могу давать уроки музыки. Мы будем сажать картошку.
Он засмеялся, это было какое-то безумие.
Но все было уже решено! Решено, черт побери! Раз и навсегда! Они будут вместе!
— Ты выйдешь за меня замуж?
— Когда? — практично спросила Анна.
— Когда хочешь! Осенью. Нет! Чем раньше, тем лучше!
Ветер мешал ему дышать, но в груди робко зашевелилась радость.
Анна сияла. Голубые глаза лучились. Он уже видел у нее такие глаза. Ему стало тяжело.
Справится ли он? Будут ли ее глаза лучиться от радости всю жизнь?
— У тебя такие глаза…
— Какие? — Она прижалась к нему.
— Когда-нибудь ты упрекнешь меня за то, что я на тебе женился.
— Я люблю тебя, Вениамин!
Он крепко обнял ее. Она была слишком легко одета. Их закачало вместе. Он расставил ноги, обхватил ее бедра и прижал ее к себе. Она была такая податливая. Мягкая, но упругая.
На небе показались детские колени покойной Карны. Между ними на шхеры текла красная река.
Неужели он осмелится, чтобы Анна когда-нибудь забеременела?
Практичность женщин всегда приводила Вениамина в изумление.
Анна решила тут же уехать в Копенгаген, чтобы подготовиться к свадьбе. Он должен будет приехать потом. Ей хотелось немедленно сообщить обо всем домой. Времени в обрез. Нужно все хорошенько обдумать. Иначе «мама просто умрет, когда узнает об этом».
Он сказал, что не может на несколько недель уехать от Карны.
— Возьми ее с собой. Рано или поздно им придется смириться с тем, что у тебя есть дочь.
Его испугала решительность, звучавшая в ее голосе, но вместе с тем стало легче — она так просто отнеслась к этому!
В тот же вечер он созвал домашних, чтобы сообщить им важную новость.
Они с Анной обручились.
Никто не удивился. Это не было неожиданностью.
Сидя на своей табуретке в открытых дверях кухни, Олине сокрушалась, что свадьба будет не в Рейнснесе. Но больше для вида. Ей это было бы уже не под силу. Она была более слабой, чем хотела признаться.