Наследство одной ведьмы
Шрифт:
Остаток ночи прошел спокойно.
Даже слишком спокойно.
Никто больше не горланил пьяных песен, не будил три деревни в окрест своим криком. Даже собаки лаяли будто в полголоса, не сколько брехали, сколько перекликались меж собой — все ли на месте, все ли в строю, не нужна ли помощь. Василиса забылась крепким сном. Я тоже забылся на пару часов, хотя, думаю, мало кто в ту ночь в деревне сомкнул глаза. Я знаю толк в ночах перед казнями и битвами — и поверьте моему опыту, именно
Над этим всем висела полная луна — великая чаровница, rоторая, возможно и спасла нас.
Мы оба уснули. Я спал сном крепким, и когда проснулся, Василиса уже сидела на кровати:
— Давно не спишь? — спросил я.
— Не слишком. Пойдем уже?… Я не хочу тут оставаться.
Мы вышли на улицу. Как оказалось, нас уже ждали: наша вчерашняя знакомая и ключница сидели чуть в стороне на лавочке. Думаю, ожидали они нас с рассвета, но побоялись тревожить наш сон.
Когда мы вышли, бабушка, которая ехала с нами, встала и быстрым шагом подошла к нам.
— Вот, значит как… — бормотала она. Стал-быть вам дорога и правда к хозяину. Мы тут собрали ему гостинца — передавайте ему поклон…
Бабушка протянула Василисе узелок. Та не подала руки, и старушка положила его к ногам моей подруги.
Меня она похоже, не видела — обращалась она только к Василисе. Чтоб убедиться, я поводил перед ее носом рукой — та никак на то не прореагировала.
— Ночью вы прогнали хлопцев… Потом внук Мартынихин говорит, что ночью на прудах какие-то фигуры бродили…
Василиса посмотрела в мою сторону. Мне не осталось ничего кроме как кивнуть в знак согласья.
Старушка считала свой долг выполненным и начала пятиться назад.
— Так как туда добраться?… К хозяину-то? Вы же говорили, что нет к нему дорог?
— Когда есть, а когда и нету — он сам решает, кому эту дорогу дать, кому положить под ноги, а кому… Эта… Пару назад из Дурово к нему дорога была, так он когда осерчал, кусок пути под воду ушел, в болоте провалился. А остальное — буреломом завалило. А иногда нагонит ветры, так и проломает просеку прямо к своему дому.
— И где эта просека…
— Была!.. Была еще лет пятнадцать назад, да ее подновлять некому вот она и заросла… Вы эта… Идите к прудам, дойдете до леса — направо повернете. Идите вдоль опушки, ближе к деревьям. Дойдете до большой ямы — там старая просека начинается. И вдоль рва, вдоль рва… Может, и дойдете… А теперь уходите сами. Прошу вас. И не возвращайтесь больше сюда…
Уйти из деревни оказалось самым простым.
Но дальше дело не заладилось. Ямы попадались чуть не каждые полкилометра, но рядом с ними никаких просек не было.
Довольно скоро я понял, отчего старушка говорила нам держаться опушки — уже в пяти шагах от деревьев начиналось болото.
Провалилась и попытка свериться по карте. На месте болота она определяла сады, а на месте леса озера.
— Стоило бы компас взять, — заметил я.
— Я им не умею пользоваться. А ты?…
— Не знаю, — признался я.
Лет шестьдесят назад, армейский инструктор пытался нас чему-то обучить и у меня даже был свой компас. Но слушал я его в пол-уха, и теперь вряд ли мог хоть что-то припомнить. В те времена мы редко ходили в одиночку и компас был нужен на всякий случай. На мою жизнь таковой не выпал.
— Жаль, что они не дали нам проводника. — пробормотал я, и тут же опомнился, представив как пришлось бы расплачиваться за благодушие деревенских. — Прости, глупость сказал…
— Да ладно, ничего… В конце концов проводников разогнал ты. — попыталась пошутить Василиса. Оказывается, мы думали одинаково.
— Ну да ладно. Есть идея… Идти в лес. Если сильно не собьемся, выйдем к реке. От нее…
— А если собьемся?…
— Тогда вероятно, не выйдем. Мы заблудимся…
— Не слишком радостно?
— Ну да. А что делать?
Василиса вздохнула, сложила карту, накинула рюкзак и пошла в лес…
И все же ров мы нашли.
Он бежал ломаной линией и был нам, пожалуй, по колено. Лес просто был изрыт ямами. Мелкими, не очень и просто глубокими. Земля здесь была напоена влагой и часто в них стояла вода.
Однажды мы чуть не попали в лесное озеро — притаилось оно среди большой поляны и его поверхность покрывала ряска похожая на ту заячью капусту, что росла на земле вокруг.
Я не заметил подвоха и пошел по ряске словно посуху — ведь для призрака главное не то, по чему он идет, а то, как он воспринимает эту поверхность…
А вот Василиса провалилась в воду, и замочила ноги.
Я предложил остановиться.
Пока она выжимала носки, я успел пройти вперед осмотреться по сторонам.
Когда я вернулся, увидел, что она вытирает ногу куском ткани, отчего-то эта картина всколыхнула во мне воспоминания. Выглядело это так, будто Василиса, собиралась наматывать на ногу портянку.
И тут я понял.
— Слушай… Это ведь не ров был… Это окопы. И не ямы то, а воронки или блиндаж обвалившийся. Здесь война проходила…
— Ну и что? — удивилась она.
— Не знаю. Просто подумалось…
— Франц, здесь война была всюду. Так что ничего нового эта информация не несет…
Она натянула кроссовок. Зашнуровала его:
— Ну что, пошли?…
Пошли-то пошли, да вот куда. Дороги тут не было, направления тут были размыты, солнца за высокими кронами не было видно. Мох, который вроде бы должен был расти на северной стороне дерева, вероятно об этом не знал, и рос либо по всему стволу, либо не рос вовсе. Началась и закончилась поляна, заросшая папоротниками. Чуда здесь тоже не было — ни один из них не цвел.