Наследство от Данаи
Шрифт:
—Заправляйся на государственных заправках, чего ты их объезжаешь?
— А где они теперь есть, государственные?
— Как? — спрашивает кум. — Ты же заправляешься у жулья, набиваешь им карманы, действуешь в ущерб простым людям. А надо поддерживать государство.
— Если б ты, Иван, — говорит ему собеседник, — не гавкал, если не знаешь сути дела.
Иван, правда, не обиделся, все-таки не тут находился, это точно.
— Там у нас на углу вчера или позавчера стоял бензовоз, и мужики несли бензин канистрами. А ты говоришь.
— И ты знаешь, чей то был бензовоз? — спросил Павел Дмитриевич.
— Откуда? Не знаю, конечно.
— Так с чего ты взял, что он был государственный?
— Потому что мужики не поехали покупать у жуликов, а взяли здесь, из машины.
— Это тоже были жулики, как ты их называешь.
— Разве такое может быть, чтобы жулики уже и сюда достали?
— Может, государственных заправок давно и в помине нет, — сказал Павел Дмитриевич.
— А куда они подевались? — растерялся кум Ролит.
Павел Дмитриевич сдвинул плечами и замолчал. Повздыхали, помолчали.
День близился к завершению, хоть солнце еще стояло достаточно высоко, но жара начала спадать, зарезвился свежий ветерок. Над миром зазвенела жизнь, невидимая глазу: жужжали комары, гудели осы, с посвистом рассекали воздух ласточки.
— Слушай, Иван, чего ты такой небритый? — начал новый разговор Павел Дмитриевич, поняв, что с кумом ничего досадного не случилось.
— Нечем побриться, нет лезвия, — при этом Иван Ролит достал из кармана бычок, окурок, размял его и потянул в рот.
Павел Дмитриевич, глядя на это, растерялся:
— Кум, ты чего, дошел до края? Нет денег, так бросай курить, не позорься. Зачем ты таскаешь измятые окурки? Пеплом обсыпался, аж пыхтит от твоего тряпья!
Замечание было очень кстати — кум Ролит даже у знакомых собирал бычки, набивал ими карманы, а потом дома сушил и употреблял.
Но огрызался, на всякий случай:
— Хорошо, что вам пенсию своевременно платят. А нам вот уже полгода не приносят.
— Разве мы не на одной почте ее получаем? — спросил Павел Дмитриевич, прикидывая, чем черт не шутит в часы перемен.
— Хотя бы и на одной! Но у вас одна почтарка, а у нас другая. И не приносит, зараза.
— Такого не может быть. Мы получаем деньги вовремя. Ты что? — начал горячиться гость.
— Ну вот, пожалуйста, а мы уже полгода не видим ни копейки.
— Не заливай.
— А я тебе говорю, что полгода не получаем денег. Вон, спроси у моей жены, — показал кум Ролит на Лидию, мотавшуюся по двору.
— Нечего и спрашивать, этого просто не может быть. Подумаешь, почтарка вам здесь погоду строит! Кто она такая? Деньги на почту приходят? Приходят. Куда же они деваются?
— Вот прицепился! — сердито ударил ладонью по скамейке кум Ролит. — Лида, иди сюда, — позвал он на помощь жену.
— Что такое? — вышла та за ворота и стала рядом с мужчинами.
Павел Дмитриевич не мог успокоиться: мало того, что этот сонный кум ничего не знает про бензин, так еще и про пенсию выдумки выдумывает, брехун.
— Кума, — обратился к Лидии сам гость, — сколько месяцев вы не получаете пенсии?
— Мы? — удивилась та. — Все вовремя получаем. Вчера, вот, принесли за этот месяц.
— Таки получаем? — деловито переспросил Иван.
— Вечером, — напомнила ему жена. — Ты что, забыл? Мы тут сидели возле ворот, когда почтарка пришла.
— Разве это была пенсия? За какой месяц? — бросился уточнять оскорбленный спорщик.
— Пенсия, конечно! Ты, Иван, иной раз, ей-богу, как придурок.
— И что, нам не должны ни копеечки?
— Не должны, — терпеливо доложила Лидия. — К сожалению. Это я к тому, что денег всегда мало, — объяснила она гостю свою шутку.
— Ну, тогда я не знаю. Я денег в руках не держал. Не знаю.
— А в чем дело? — обратилась кума Лидия к Павлу Дмитриевича.
— Кум жалуется, что вам полгода не приносят пенсию. Позвал, чтобы ты подтвердила.
— Что вы его слушаете? — всплеснула она руками, потом показала в сторону: — Вон видите пенек?
— Ага, — у Павла Дмитриевича от внимания засветились глаза, он даже прикусил уголок нижней губы: вот сейчас услышит что-то интересное.
— Так вот лучше у него спросите. Не получите ответа, так хоть не наслушаетесь глупостей. Он у меня мелет, что в голову стукнет.
Гость махнул рукой, дескать, бывает иногда, и вздохнул. Говорить было не о чем. Уже и длинные тени легли на землю, расстелили по ней плоские отражения людей, деревьев, зданий, изменили пропорции, удлинили их, добавляя всему стройности и неопределенно-мистического значения. Все на миг замерло перед вечерними хлопотами.
Будут дела, будут и разговоры.
Кум Ролит сосал размоченный табак, смотрел вдаль, не обращая внимания на критику со стороны жены, на обидные сравнения. Ничто земное его не задевало в высоком созерцании жизни. Жена даже опустилась на скамейку и минуту посидела рядом, она молчала и озадачено покачала головой, имея в виду что-то свое, невысказанное, возможно, и не понятое самой. Отдохнула немного и пошла работать дальше.
Приглашенный на вечерние посиделки Павел Дмитриевич поднялся и потопал вслед за кумой, посмотреть, с чем она толчется у порога. Кума возилась с краской — пробовала «освежить» входную дверь. Гость остановился и начал наблюдать. Движения у женщины были медленные, выверенные, ловкие, вызывали любование, как вызывает его всякая работа, выполняемая с удовольствием.
Павел Дмитриевич перевел взгляд на банку с краской, где виднелось что-то грязное: или жидкость с вяжущим материалом, или вяжущий материал с весьма сыпучим. Невольно взглянул на дверь. Там краска расплывалась бесформенными пятнами, стекала вниз, твердея на ходу, образуя маленькие колючие комочки, высыхающие и отпадающие на землю.