Наследство Пенмаров
Шрифт:
Был декабрь. Триместр близился к концу, и наконец восемнадцатого декабря 1911 года я уехал из Уинчестера и начал долгое, утомительное путешествие на запад, в Корнуолл, к своему новому дому.
Мне исполнилось шестнадцать лет.
Глава 4
У короля Генриха был теперь и еще один сын, Джон… Это был милый малыш.
Их мать, которой уже давно прискучили брачные утехи, несколько лет как
Я никогда не бывал западнее Труро. Я подъезжал к Пензансу, поезд мчался вдоль песков залива Маунтс, а передо мной, поблескивая на декабрьском солнце, поднималась гора Сент-Майкл со сверкающим острием средневекового великолепия, возвышающимся над сияющей гладью Ла-Манша. Тогда-то я и почувствовал, насколько необычен Корнуолл, его старинность, это эхо затерянного народа, чей язык умер, и люди забыли, что являются другой нацией, с иной, чем англичане, историей. Моя память внезапно обострилась; я вдруг вспомнил, как мама говорила нам еще давно, в Сент-Джонс-Вуде: «Папа выглядит, как иностранец».
Но мое первое благоприятное впечатление от Корнуолла быстро погасло, когда на платформе я встретил Уильяма, потому что за ним по пятам шел очень маленький, очень уродливый сорванец. У него были густые черные волосы, наглый надутый рот и черные раскосые глаза Пенмаров. Когда я посмотрел на него, он высунул маленький розовый язык и засмеялся.
— Это Джан-Ив, — сказал Уильям. — Ты, наверное, узнаешь его по моим описаниям. Джан-Ив, это мой брат Адриан.
— Привет, прыщавый, — произнес мальчишка.
— Прекрати, толстяк, — сказал Уильям.
— Я не толстый!
— А Адриан не прыщавый. А теперь давай помогай. Возьми сумку Адриана — вот так — не слишком тяжелая? Очень хорошо, отнеси ее Кроуласу в коляску. Спасибо.
Мальчуган вырвал сумку у меня из рук и заковылял к выходу, чуть спотыкаясь.
— Какой плюгавый ребенок, — сказал я с неприязнью. — Как ты с ним уживаешься?
— На самом деле, он хороший малый… Пошли в коляску.
Поездка в Пенмаррик была совершенно испорчена надоедливым ребенком. Он прыгал по коляске, прерывал все мои попытки завязать разговор с Уильямом и хвастался тем, что он сделает, когда вырастет.
— Я буду гением, — заявил он, нагло глядя на меня своими узкими черными глазами, — и еще я буду богатым. Я буду таким богатым, что все будут просить меня, чтобы я их полюбил, но я не буду. Я сброшу их со скал и посмотрю, как они разобьются.
Я осторожно шепнул Уильяму:
— Y a-t-il une maladie de la tete peut-etre? [6]
— Он просто пытается произвести на тебя впечатление, — спокойно ответил Уильям. — Пока что он думает, что может привлечь к себе внимание, лишь эпатируя людей. Правда, Джан-Ив?
6
У него что, не все дома? (фр.).
Ребенок оглушительно захохотал и прицелился кулаком Уильяму в грудь. Уильям рассеянно парировал удар и погладил мальчика по голове. Коляска тащилась в Пенмаррик.
Конечно же, я возненавидел Корнуолльский Оловянный Берег, как только его увидел. Он так отличался от деревьев, лужаек и живописных деревушек Оксфордшира; здесь все было голым и уродливым, нигде ни деревца, а дома шахтеров серы и мрачны. Раны шахт, по большей части заброшенных, делали этот забытый Богом пейзаж ужасно унылым, и даже прежде, чем мы достигли того места на дороге, откуда был виден мой новый дом, я уже знал, чего ожидать.
— Вон он! — закричал ребенок. — Вон Пенмаррик! — Он повернулся ко мне, и его маленькие черные глазки засияли. — Я жил там совсем один, — сказал он гордо, — один со слугами. Замок был полностью моим. Пока они не приехали. Но когда-нибудь я его себе верну.
Здание было похоже на серого раскинувшегося зверя, а когда мы подъехали ближе, мне показалось, что тусклые стены, злобные горгульи [7] , высокие трубы, окна, из которых не открывалось никакого вида, и гротескные фальшивые бойницы насмехаются надо мной.
7
Скульптуры на крыше, изображающие гротескные фигуры людей и животных и установленные таким образом, чтобы вода, текущая вниз по желобам, отбрасывалась от стен для предотвращения пятен и эрозии.
— Мило, не правда ли? — сказал Уильям. — Мне нравится.
Я промолчал. Когда мы вышли из коляски, передняя дверь распахнулась, и папа выбежал мне навстречу.
— Адриан! Добро пожаловать в Пенмаррик!
За ним спешили Жанна и Элизабет.
— Привет, Адриан! — сказала, запыхавшись, Жанна. — Как здорово, что ты приехал! Это ведь самый красивый дом на свете, не правда ли? Так здорово быть дома!
— Привет, — сказала Элизабет. — Кухарка специально для тебя приготовила к чаю особый крем из лучшей корнуолльской сметаны. Еда здесь действительно очень хороша.
В дверях появился Маркус.
— Привет! — воскликнул он. — Тебе нравится вид на море? Мы приготовили для тебя бывшую комнату Филипа, чтобы ты мог смотреть на мыс Лендс-Энд. Потрясающая комната.
Через холл летела Мариана.
— Адриан, как чудно! Проходи в дом. Тебе нравится мое кольцо? Бриллиант в середке ужасно красивый, не правда ли? Это самое лучшее кольцо в моей жизни…
— Медлин, — сказал папа дворецкому, — пожалуйста, чай в гостиную через десять минут. Джеймс, будь добр отнести вещи наверх.
Лакей резво подскочил ко мне.
— Я покажу тебе твою комнату, — предложил Маркус. — Очень надеюсь, что она тебе понравится. Хорошо ведь жить одному после стольких лет в Алленгейте, когда тебе приходилось делить комнату с Филипом.
По широкой лестнице мы прошли в длинную галерею. Я, против своей воли, остановился посмотреть на портреты на стенах.
— Прежние Пенмары, — с усмешкой заметил Маркус. Он быстро, по-галльски пожал плечами. — Странное сборище, не так ли?