Наследство Пенмаров
Шрифт:
— Не понимаю, зачем она им нужна! — с гневом сказал я. — Она прекрасно жила без них целых семь лет!
— Ты делаешь слишком поспешные выводы. — И он начал рассказывать о миссис Касталлак таким спокойным, бесстрастным голосом, что я вскоре забыл, что речь идет о той, кого я так давно и сильно ненавидел, и стал внимательно слушать рассказ о женщине, пережившей сиротское детство, с трудом добившейся для себя статуса жены фермера, а затем поставившей свое счастье под угрозу браком, который закончился самым печальным образом.
— Бедная женщина, — сказал священник, —
Я молчал. Прежде мне и в голову не приходило жалеть миссис Касталлак, и это чувство по отношению к ней было для меня настолько ново, что я не знал, что сказать. В конце концов я произнес печально:
— Если бы она дала папе развод, он не был бы с ней так строг в вопросе о детях. — Но эти мои слова обличали отца и оправдывали миссис Касталлак.
Священник же просто заметил:
— Брак для миссис Касталлак значил очень много. Кроме того, она была убеждена, что даже если бы она развелась с твоим отцом, он все равно бы лишил ее детей. Ты не должен судить ее слишком строго.
— Да, — произнес я с усилием. — Я понимаю, почему вы говорите, что она достойна жалости, но… — Я остановился было, но потом все же сказал, не с силах сдерживаться: — Мою маму тоже нужно пожалеть.
— Конечно, — тотчас откликнулся священник. — У нее тоже бывали ужасно тяжелые времена.
— Значит, отец не должен был их обеих так обижать, — сказал я, пытаясь поставить все на свои места. — Значит, виноват он.
— Не совсем, — возразил священник. — По-своему они все виноваты: и твоя мама, и папа, и миссис Касталлак; было бы несправедливо обвинять только твоего отца. Конечно, он совершал плохие поступки, но в молодости он вовсе не был злодеем. Он был одинок. Он жаждал любви своего отца, но Лоренс был, не в упрек ему будь сказано, более склонен к проявлению любви на стороне. Ждать тепла от матери твоему отцу тоже не приходилось, у нее был очень тяжелый характер. Твой отец был некрасив, не особенно привлекал дам и стремился к дружбе с женщинами определенного сорта. Его неудачный брак был почти что предопределен.
Мы поговорили еще, и я почувствовал себя намного лучше. Вскоре с покупками вернулась Элис, я остался на обед, а когда возвращался в Пенмаррик, то уже совсем оправился от визита на ферму.
По возвращении в Пенмаррик я, к своему неудовольствию, обнаружил, что Хью дожидается меня в моей комнате.
— Адриан! — Он подскочил в волнении, когда я вошел. — Боже, я уже начал беспокоиться о тебе! Послушай, старина, я прошу прощения за эту сцену на ферме…
Я уже пресытился его талантом двуличия, о чем ему и сказал, но он просто источал извинения и заискивающе улыбался, поэтому я не мог долго на него сердиться.
— В конце концов, — умолял он, — откуда мне было знать, что Филип и мама рано вернутся из Пензанса? Что мама по ошибке возьмет не ту сумку, а потом они с Филипом, приехав на Маркет-Джу-стрит, обнаружат, что у них с собой всего полсоверена? Нам просто ужасно не повезло.
— Ну ладно, хорошо, — сказал я, не желая быть жестоким. — Но если ты еще раз выступишь против меня, как сегодня, то нашей дружбе конец. Мне не нужен друг, который не может за меня постоять, когда я в беде.
— Я с тобой совершенно согласен, — сказал Хью. — Значит, друзья? Хорошо! Я так рад. Послушай, почему бы нам как-нибудь на следующей неделе не съездить вместе в Пензанс? Я на днях был там с Филипом и у гавани обнаружил чудный магазинчик. Пойдем ко мне в комнату, я покажу, что там купил.
Я с отвращением обнаружил, что его покупки состояли всего лишь из трех открыток с безвкусными изображениями полуодетых женщин в искусственных позах.
— Это называется «полуклассическая» поза, — объяснил Хью. — Классическая — значит обнаженная. Я пытался купить классические фото, но не получилось, продавец отказал. А ты высокий и легко сойдешь по крайней мере за восемнадцатилетнего, так что если бы пошел со мной, я уверен, тебе бы их продали.
— Но зачем они тебе?
— Ну, конечно же, чтобы смотреть! — Хью удивленно посмотрел на меня. — Разве ты в школе этого не делал?
— Нет, я был слишком занят учебой или игрой в крикет.
— Но ведь девушки гораздо интереснее! — вздохнул он. — Ах, если бы я не был таким коротышкой! Если бы я был на два, три, четыре дюйма выше, то получил бы любую девушку, стоило только свистнуть.
— Меня это не слишком волнует, — безразличным тоном сказал я. — Когда-нибудь я женюсь, но до тех пор мне не хочется иметь дело с девушками. Случайные связи кажутся мне отвратительными.
— Правда? — сказал Хью. — А мне это так нравится. Слушай, а ты не влюблен в какого-нибудь мальчика в школе или что-нибудь в этом роде, нет?
— Слушай, почему тебе непременно надо сказать что-нибудь гадкое?
— Значит, нет. В таком случае, почему ты не интересуешься девушками? Я целыми днями думаю о том, как это… кстати, в том же магазине, где я покупал фотографии, я обнаружил, что есть женщина, которая делает это с мальчиками нашего возраста. Но она берет гинею. Так дорого! Ты не…
— Неужели ты и вправду собираешься пойти к какой-то проститутке?
— Нет, — сказал Хью. — Просто думаю об этом.
— А если честно?
— А почему бы и нет? Все ложатся в постель с женщинами, почему же я не могу? Я бы пошел к барменше Тилли в Зиллане, но к ней ходит Маркус, а мне не хочется, чтобы, когда он вернется с континента, она сказала, что я занимал его место. Он такой глупый, что может проболтаться папе, хотя я не понимаю, почему бы папе возражать, раз он семь лет в Алленгейте ложился в постель с… прости, старина! Я совсем не то хотел сказать, я так просто подумал. Я не хотел тебя обидеть… На самом деле, девушка, с которой я бы действительно хотел переспать, находится здесь, в Пенмаррике. Знаешь Ханну, горничную? Она мне очень нравится. Ты заметил, какой у нее рот? Очень полные губы. Ее, должно быть, приятно целовать. И еще у нее роскошная грудь… Эй, ты куда? В чем дело?