Наследство убитого мужа
Шрифт:
В тот же день позвонила испуганная Шура. Зачастила, как ее едва не замели на вокзале, где она встречала некую ценную посылку.
– Сто лет не была на вокзале, – жаловалась Шура, – и еще бы двести не была. Офигеть, подруга, такое ощущение, что я в Таджикистане…
И стала излагать, как к ней подошли два мента (явно по наводке кого-то третьего) и стали усердно склонять прогуляться вместе с ними. Но Шура тертый калач, учинила ментам грандиозный скандал, публичную порку, обвинила их в том, что никакие они не менты, перевернула чей-то чемодан на колесиках и юркнула в коридор к камерам хранения, откуда служебными ходами выбралась на улицу.
– Испугалась, жуть, – без обиняков призналась Шура. –
А вечером перезвонила и смущенно созналась, что ее новый ухажер, носящий имя старого, предлагает съездить в отпуск на Доминику. Прямо завтра, с утра. Она бы с удовольствием – все-таки Доминика, Карибы, все в белых штанах… но не хочет бросать свою подругу на произвол судьбы.
– Проваливай, к черту, на свою Доминику! – возбужденно вскричала я. – И не завтра, а уже сегодня! Чтобы духу твоего в этой части света не было! Шура, это самое лучшее, что ты можешь сделать! Мы переживем без тебя, продукты есть, из бунгало не выйдем! И не будем трястись за тебя, зная, что ты живая лежишь на пляже!
Она позвонила через день, поведала полумертвым от усталости голосом, что уже не может отдыхать. Сначала Бали, теперь эта чертова Доминиканская республика, которая непонятно где находится… Такой же отель, те же пальмы, тот же Рудик, храпящий на соседней половине кровати под гудение кондиционера… Впрочем, нет, Рудик немного другой, но он так похож на первого! В общем, тоска смертная. Такое состояние, словно год без отпуска шила валенки.
– И что ты выиграла на этих рокировках?» – сдерживая хохот, поинтересовалась я.
– Этот больше знает, – нашлась Шура, – и даже может влиять. Вчера я настолько измотала ему нервы, что он сдался и позвонил своему знакомому, работающему в одной из силовых структур. Могу ошибиться, но ваша тема уже зондируется.
Беспокойство продолжало пощипывать. Выход в интернет у нас имелся, хотя, кроме кучи комментариев на удаленный материал, там ничего не было. Люди возмущались, кричали «Доколе!», а официальные структуры помалкивали. Антон еще не полностью восстановился, рана в плече давала о себе знать, случались приступы головокружения. Мы зверели от скуки, валялись целыми днями в постели, иногда совершали вылазки на озеро. Чем больше проходило времени, тем сильнее росла тревога. Соседи по поселку нас не донимали. Я ни разу не видела, чтобы через косогор кто-нибудь переходил. Видно, считалось, что участок пустует. Мы жили словно в барокамере. Антон открыто нервничал – хотя и понимал, что в его состоянии геройствовать нельзя. Мы часто задумывались: что сейчас делает Эльвира и делает ли что-то вообще? Начальство явно в теме – ее могли отстранить от работы от греха подальше, могли убрать физически, могли назначить «испытательный срок» – отвести угрозу от людей с положением. А значит, она обязана нас искать. Сколько народа трудится на Эльвиру? Чего ей бояться? Реагировать на какие-то клипы и людскую молву? Их наверняка объявили поддельными – происками злопыхателей. Прижать Эльвиру непросто – должно «проснуться» управление собственной безопасности, а если и там свои люди? Конечно есть, иначе откуда такая вера в собственную безнаказанность? Опять же высокий сообщник и покровитель по фамилии Щегловитов – а уж у этого типа наверняка есть собственный спецназ, прикормленные менты и домашние следователи. Понятно, что сейчас они стараются замести следы. А некая Шадрина и примкнувший к ней Томилин – опасность номер один…
Не случись этот вынужденный затвор и ожидание беды, я была бы счастливейшим человеком. Каждый вечер Антон делал в спальне «сенсационные находки». И не только вечером, но и утром, и днем – зачастую в самых неподходящих и непредсказуемых местах. В остальном же было скучно.
Мы слонялись
По ее тону я поняла, что проблема не решается. Рудик не Хоттабыч, а доблестным следственным органам постоянно что-то мешает. Ностальгия по «родным местам» просто изводила. Мы не могли всю жизнь сидеть взаперти! Надо было что-то делать, и эта мысль становилась навязчивой. Антону тоже было не по себе, но он держался. Откопал в кладовке кипу пыльных книг, обрадовался: ну, все, будем читать русскую классику! А мой мозг методично высверливал червячок. С каждым днем он зарывался все глубже. Я много передумала, вспоминала мудрые пословицы: «Не береди лихо, пока оно тихо», «Не поминай черта», «Не пускай зверя в дом», «Что имеем, не храним…» Но это уже не останавливало! Я должна была переломить ход событий, хотя бы попытаться!
Я окончательно уверилась в своем мнении, когда обнаружила, что кончаются продукты. В общем-то, логично, Шура не появлялась уже десять дней, а мой любимый постоянно требовал еды. Кулинарных способностей мне явно не хватало.
– Знаешь, красивая, – заявил он однажды, с кислой миной ковыряясь в тарелке, – к приготовлению этого борща ты могла бы подойти и с душой.
– Знаешь, дорогой, – парировала я в ответ, – давай уж что-нибудь одно: либо красивая, либо вкусный борщ.
– Непонятно, что мы будем есть зимой, – как-то заметила я, уныло озирая содержимое стремительно пустеющего холодильника.
– Как «что»? – удивился Антон, отрываясь от очередного томика «Толстоевского». – Разве ты не знаешь? Когда зимой в Сибири нечего есть, едят пельмени.
А я с тоской смотрела на примитивную сотовую «книжку», доставленную Шурой. Я должна была сделать этот важный звонок. Давно прошла середина июня, у меня разваливается (или уже развалился) бизнес, зарастает пылью квартира, я не могу быть постоянной пленницей, зная, что где-то рыщет зверье и ищет нас! Делиться с Антоном своими мыслями я тоже не собиралась. Что мы можем сделать – спокойно обсудить дикое предложение? Сформировать специальную комиссию? Реакция предсказуема: не женское это дело, ты спятила! Я и сама знала, что спятила…
Я сделала этот окаянный звонок – днем, уединившись в туалете.
– Ты там уснула? – недовольно спросил Антон, когда я возникла на кухне. Я что-то буркнула про несвежую капусту и постаралась не выдать охватившего меня волнения.
Через день в обусловленное время пришло СМС-сообщение. Была ночь, аппарат легонько прожужжал. Я не спала, одной рукой схватилась за сердце, другой за телефон. Антон вздохнул, что-то простонал. Он перед сном неважно себя чувствовал – ушиб больное плечо, оступившись на крыльце, и весь вечер просидел бледный и мрачный. Я лежала ни жива ни мертва, потом забралась под одеяло, стала читать…
Прошли еще сутки.
– Очень странно, – сказал Антон, когда я утром спустилась из спальни. Он сидел на кухне и пытался разрезать ножом задубевший цикорий, чтобы заварить себе «кофе». – Несколько минут назад был звонок, – кивнул он на мою «книжку», которая на сей раз оказалась при нем. – Тот самый парень, которому мы давали интервью. Звонил по поручению Авдеева, приглашал на встречу с человеком, связанным со Следственным комитетом. Уверяют, что дело может сдвинуться с мертвой точки. Приглашают только меня… – Он исподлобья уставился мне в глаза.