Наследство за океаном
Шрифт:
Тут как раз вернулся Каллим с сумкой. Линдсей взяла Мораг за руку и отвела под иву. Там она с таким рвением начала растирать волосы сестры, что последняя запротестовала против такого обращения. Линдсей, не обращая внимания на ее возмущение, переодела девочку в зеленый свитер и черные брюки. Когда же Линдсей достала расческу, Мораг выхватила ее и умчалась. Она нерешительно подошла к мистеру Хазелдину, который искоса наблюдал за сценой укрощения, и так трогательно к нему обратилась, что отказать было просто невозможно.
— Вы
Искренне улыбаясь, управляющий принялся расчесывать непослушные волосы Мораг, затем аккуратно и довольно умело заплел две косички. Линдсей, глядя на эту идиллию, почувствовала, что сердце ее рвется на части. “Если так дальше пойдет, то дети меня ни во что ставить не будут. Этот мистер Хазелдин полностью завоюет их любовь, — проносилось у Линдсей в голове. — А может, это часть их плана, чтобы выкинуть меня из семьи? В таком случае, как он смеет вообще дотрагиваться до детей! Да он же всего-навсего управляющий какой-то фермы!”
Линдсей и виду не подала, что чем-то расстроена, она лишь пожала плечами и посмеялась над поведением сестренки. Девушка начала собирать вещи, складывая мокрую одежду Мораг в полиэтиленовый пакет. Покончив с этим, она подошла к сладкой парочке и спокойно сказала:
— Лучше дайте мне сделать ей хвостик, так вода не будет капать на плечи.
Мораг согласилась. Когда все уселись в машину, мистер Хазелдин взял курс на ущелье Манука. Именно проезжая по этим местам, Линдсей осознала, что перед ней самая что ни на есть настоящая Новая Зеландия.
— Зимой это ущелье превращается в западню, — сказал мистер Хазелдин, когда они из него выехали и перед глазами вновь замелькали бесчисленные холмы.
— Отличные пастбища для овец, — прокомментировала вид Линдсей.
Управляющий разулыбался:
— А знаете, что существует роман, написанный в 1948 году к столетию Отаго, и называется он именно так, как вы сказали. Кстати, в нем описывается как раз эта часть Новой Зеландии, а если точнее, то, кажется, Уаитахана.
— Уаитахана? — повторил Каллим за мистером Хазелдином. — Это, случайно, не там Габриэль Рид впервые нашел золото в… 1861 году?
— Чуть дальше, в Лоренсе. Но он очень близко от Уаитаханы, так что особой разницы нет. В Уаитахане тоже добывают золото. Именно из-за этого Отаго нанесли на карту страны. А ты молодчина, запомнил все, что сестра велела прочитать. Я отвезу вас к ущелью Габриэль, это совсем недалеко от этого места.
Линдсей решила, что управляющий просто подлизывается к детям. Страх ледяными щупальцами сдавил сердце девушки. “А вдруг он попытается разлучить нас? Устроит меня на работу в ближайшем городе, а дети будут жить на ферме… с ним!”
Тем временем они проезжали мимо городков, где еще совсем недавно добывали золото. Единственным напоминанием, что здесь когда-то кипела жизнь, были заброшенные бары и пабы. Некоторые из них отремонтировали и отдали под офисы разным фирмам, а оставшиеся, которые были словно бельмо на глазу, снесли. Глядя на этот пейзаж, Линдсей поражалась, как сильно могут изменить ландшафт люди, одержимые жаждой быстрой наживы. Сейчас Лоренс будто спал под сенью деревьев. Трудно представить этот город, запруженный людьми, звуки разгульных песен, доносящихся из салунов, лица людей, охваченных золотой лихорадкой.
Они свернули на гравийную дорогу, больше похожую на тропинку. Она уходила куда-то вдаль и терялась из виду. Было такое ощущение, как будто они перенеслись на много лет назад, когда это ущелье еще было населено людьми.
Выйдя из машины, мистер Хазелдин огляделся и сказал:
— Природа постаралась — смотрите, здесь все утопает в зелени. Сейчас с трудом можно представить, что каждый дюйм этой земли перекопали, раздробили, не один раз промыли, надеясь найти хоть крупинку золота. Ну, нам лучше пойти. Здесь не безопасно, земля очень неустойчивая, может просто уйти из-под ног.
Линдсей внутренне благодарила двойняшек за то, что они задавали кучу вопросов. Она сама умирала от желания расспросить управляющего об этих местах, но не хотела вести себя слишком дружелюбно — что-то в Линдсей восставало против. Однако девушка признавала, что мистер Хазелдин доходчиво, с радостью и юмором отвечал на все вопросы.
— Да, это именно капустное дерево. Отвратительно, правда? Растет пучками. Фи! А вот и не пальма. Похоже, это разновидность лилий. Что-то невероятное. Вот когда увидите их в цвету… Красота! А аромат! Просто фантастика! Поблизости все окутано этим потрясающим запахом.
Вокруг стояли голубые эвкалиптовые деревья. Австралийская гордость. Эти деревья не похожи ни на одно дерево в мире. Их кора гладкая, верхний слой коры иногда отпадает, а иногда сохраняется у основания ствола как бы отдельными лоскутами. Зрелище просто бесподобное. Эти деревья — символ Новой Зеландии. Стоит подумать об этой стране, и в памяти тут же всплывают величавые, необыкновенной красоты деревья. Спутанные колючки называются матагаури, или “сумасшедший ирландец”, так их окрестили первые поселенцы. Выглядят они так, словно их принесло из ближайшей пустыни.
Большинство новозеландских полевых цветов нежных бледных оттенков. От них веет чем-то неземным, воздушным, казалось, стоит прикоснуться к одному лепестку и весь цветок исчезнет, будто мираж. Но два полевых цветка, рата и новозеландская омела, выбиваются из всеобщего колорита, расползаясь ярко-красными ленточками по сочной, зеленой траве.
Овцеводческие фермы, уютно расположившиеся у самого подножия гор, уступили место фермам по выращиванию фруктов, а на вершинах и в ущельях этих гор лежал невероятной, ослепительной белизны снег, сверкая на солнце так, словно кто-то рассыпал множество драгоценных камней.