Наследство
Шрифт:
– Рохет прав. Мы не можем позволить гостям ночевать на улице, в то время как в нашем доме места больше чем достаточно.
– Ваше великодушие безгранично, – с благодарностью сказал хозяевам Эйджер.
Прошел еще час, в течение которого обитатели леса напились меда до состояния полузабытья. С трудом поднявшись из-за стола, они взяли на руки спавших детей и скрылись за шерстяной занавеской на спальной половине, оставив своих гостей располагаться возле очага со всеми удобствами.
Линан проснулся перед самым рассветом, не понимая, что могло его разбудить.
Каким-то краешком сознания он удивился тому, что испытывал не страх, а любопытство. А что, если за дверью оказался бы медведь или волк? Нет, возразил он сам себе, это скребли не когти. Он сбросил плащ и поднялся на ноги, стараясь ни на кого нечаянно не наступить в темноте. Может быть, за дверью стоял кто-то из ребятишек, вышедший ночью по необходимости, и не мог попасть обратно в дом? Скрежет стал более настойчивым, почти неистовым, будто тот, кто царапал дверь, знал, что кто-то собирался ее открыть.
Линан протянул руку к деревянной дверной ручке и начал ее поворачивать.
– Нет! – раздался за его спиной свистящий шепот.
От неожиданности Линан едва не выпрыгнул из собственной кожи. Он быстро обернулся и увидел сидевшую возле очага Дженрозу, кутавшуюся в плащ.
– Не открывайте дверь, Линан, что вы делаете! – умоляюще прошептала она.
– А в чем дело? Может быть, кто-то из детей пытается попасть обратно… – Даже не договорив, он уже определенно знал, что никакого ребенка за дверью не было. Он отдернул руку от дверной ручки и отступил назад, по всему его телу пробежали мурашки.
Царапанье за дверью прекратилось. Еще несколько мгновений стояла тишина, а потом снаружи раздалось нечеловеческое завывание. Сперва оно было едва различимым, но постепенно становилось все громче и пронзительнее, пока не перешло в безумный крик, в котором ярость сливалась с ненавистью, и от которого все нервы Линана болезненно напряглись. Затем этот страшный крик поднялся вверх и стал удаляться от хижины, будто тот, кто издавал его, был существом крылатым и теперь летел над деревней по направлению к лесу. Спустя несколько секунд все снова стихло, и Линан осознал, что способен двигаться. Все его тело непроизвольно затряслось, точно в лихорадке, и только с помощью Дженрозы он смог опуститься в кресло. К этому времени в хижине уже никто не спал. Со спальной половины донеслось хныканье детей.
В общую комнату из-за ширмы вылетели Рохет и Венте с острыми боевыми топорами в руках, вслед за мужьями с тревогой на лицах появились Белара и Сибе, державшие на руках детей. В первые мгновения никто не мог произнести ни слова. Успокоив Миру, Белара положила девочку в колыбель, после чего согрела в кружке мед, приправленный травами, и подала его Линану. Тотчас же в двери кто-то с силой постучал, и прежде чем Линан с Дженрозой успели что-либо сказать, Эйджер отпер двери. На пороге возник широкоплечий дровосек, в руках сжимавший обоюдоострый боевой топор, как и Рохет и Венте.
– Мы слышали ее, – сказал незнакомец, обращаясь к Рохету.
Рохет кивнул.
– У нас все в безопасности. Спасибо тебе, Тион, что зашел.
– Она еще вернется, – мрачно отозвался Тион, с подозрением оглядывая гостей. – Если только чего-нибудь не предпринять.
Рохет едва ли не вытолкал Тиона на улицу, бросив извинявшийся взгляд на нежданных гостей. Спустя несколько минут он возвратился, и выражение его лица было яснее любых слов.
– Что происходит? – ровным голосом спросил Камаль.
– Что это было? – присоединился к нему Линан.
– Она была Силоной, – ответил Рохет, и лоб его покрылся испариной.
Однако Камаля это известие, казалось, ничуть не удивило.
– Так, значит, байки не врут?
– Да. Она и на самом деле существует.
– Простите, – вмешался Линан, в котором проснулся жгучий интерес, – но кто она такая, эта самая Силона?
– Она – часть самого этого леса, – ответила Белара. – Она существует с тех пор, как началось время, и охраняет деревья в своем лесу.
– Она опасна?
– Она смертельно опасна, юноша, – произнес Рохет. – Вам сильно повезло. По всем статьям вам нынешней ночью суждено было погибнуть.
– Коль скоро она представляет такую опасность, тогда почему же вы не выследите ее и не убьете?
– Ах, наши мужчины много раз пытались это сделать. Во многие века рождались герои и дураки. Тех, кто только пытался ее преследовать, больше никто никогда не видел, независимо от того, были это женщины или мужчины.
– А как часто..? – Линану понадобилось тяжело сглотнуть, чтобы закончить вопрос. – Как часто она убивает людей?
– По большей части она глубоко спит, однако каждые несколько лет она пробуждается от своего сна, чтобы насытиться кровью трех-четырех человек, а затем снова погружается в сон.
– Кровью? – Руки Линана тряслись, точно в лихорадке, и он с большим трудом смог поднести к губам кружку с медом, однако в конце концов ему удалось отпить из нее изрядный глоток.
– Она – лесной вампир, – объяснил Рохет. – Может быть, она последняя из тех, кому удалось еще уцелеть. По крайней мере, об этом свидетельствуют границы леса. Их сохранность – свидетельство ее воли.
– А как же она выпивает кровь?
Рохет пожал плечами.
– Ее никто никогда не видел, а тем, кто сумел застать ее за пиршеством, не удалось уцелеть. Представляешь, парень, как в один прекрасный день ты просыпаешься в своем доме, в своей деревне, а с утра уже кого-то не досчитаться? На теле не остается никаких отметин, но оно бескровно. Мы сжигаем такие тела. А иногда она выбирает себе в жертву одиноких путников, и тогда мы находим их тела на следующую ночь, а если не удается, тогда они становятся такими ее жертвами, которые сами бродят по лесу, отыскивая для нее новые жертвы.