Настоящая фантастика – 2010
Шрифт:
— Почему?
— Таковы правила.
— Регина под арестом?
— Вы преувеличиваете. Садитесь, прошу вас.
Сесть капитан не спешил. Торчал столбом возле стола, разглядывал Гюйса, словно тот был диковинным музейным экспонатом. Белый мундир, орденские планки. Сокол на кокарде. Вызов в глазах. «Вставайте, барон Гюйс!» — читалось во взгляде ван Фрассена. Гюйс вздохнул украдкой. Нет, мы не поддадимся на провокацию. Мы не встанем. Иначе мы окажемся выше задиристого капитана на целую голову.
И это сразу обострит ситуацию.
В
Самой неприятной из истин, добытых Гюйсом, было ясное, как рассвет над озером Курахара, осознание: да, я боюсь мужчин, подобных капитану ван Фрассену. И не потому, что он, пожалуй, способен закрутить пируэт-сальто лучше меня. Не потому, что в честной драке он сломает мне шею. Может быть, мое сальто лучше, и двигательные центры капитана, плюнув на честность, я захвачу быстрее, чем он — мою драгоценную шею. Все это ерунда. Павлиний хвост. Правда куда примитивней — боюсь, и рациональных причин для страха нет, и со страхом надо жить.
Он так привык жить с этим страхом, что они стали друзьями.
— Садитесь, капитан, — повторил Гюйс, вольным обращением, жестом и интонацией сокращая дистанцию между собой и отцом Регины. Он рисковал, но полагал это здоровой необходимостью. — Я должен кое-что вам объяснить. Не возражаете, если я закажу шницель? Я очень голоден.
— Заказывайте. — Ван Фрассен сел напротив.
В лице его сохранялось напряжение.
— Хотите есть?
— Нет.
— Пить?
— Вишневый сок.
— Хорошо.
Они перебрасывались скупыми репликами, как жонглеры — кольцами. В отдалении трепетала дробь барабанов: смертельный номер! Слабонервных просим удалиться! Гюйс улыбнулся, стараясь, чтобы капитан увидел в этом знак расположения. Богатое воображение — беда, право слово… Набрав на меню-панели код заказа, он дождался, пока в боксе доставщика объявится дымящийся шницель и стакан с соком, откуда предупредительно торчала соломинка. Беседы с родителями не были для Гюйса в новинку.
И все равно каждый раз он готовился к разговору заново. Помнится, папаша Рональда Хайне, краснорожий здоровила, кинулся в драку…
Пришлось обездвижить.
Нападение зафиксировал видеоблок. Хайне-старший, жаждущий судебного разбирательства, скис при виде интернатского адвоката.
— Я жду, — напомнил капитан, беря стакан.
— Скажите, — начал Гюйс, — вы в курсе, что значит слово «телепат»?
— За кого вы меня держите?!
— И все-таки я хотел бы, чтобы вы ответили.
— «Теле» — дальность. Действие на расстоянии. Телепат — человек, читающий мысли на расстоянии. Вы удовлетворены?
— Нет. Но об этом позже. Что значит слово «эмпат»?
— Человек, воспринимающий чужие эмоции.
Капитан мало-помалу закипал.
— И последнее: что значит «психопат»?
— Ждете, что я оскорблю вас? Скажу, что психопат — это вы? Не дождетесь. Психопат — человек с патологией психики. Теперь мы можем вернуться к моей дочери?
— Да. Именно теперь — можем и должны. Вы не ошиблись, капитан. «Пат» — патология. Вы из трех раз лишь единожды применили это верным образом. Эмпат — человек с чувственно-эмоциональной патологией. Телепат — человек с информационно-трансляционной патологией.
— К чему вы клоните?
— Вы уже поняли, к чему. Патология, капитан. Предмет этой науки — болезнь. Ее причины, закономерности развития, течение и исход. К примеру, у меня и в учетной карточке, и в удостоверении личности записано: «телепат». Это значит, что я неизлечимо болен.
Гюйс лгал. Собственно, он лгал во второй раз: сначала — попрыгунье Агнессе, когда отрекомендовался телепактом, и вот теперь — ван Фрассену. На деле в его удостоверении стояло: «синпат». Но вдаваться в классификационные тонкости при капитане? Нет, ни к чему. Еще решит, что собеседник из вредности хочет его запутать.
— Вы хотите сказать, что Регина больна?
От волнения рука капитана дрогнула. Льдинки прозвенели, шевельнувшись в темно-красной глубине. Ван Фрассен смутился, как если бы невпопад ударил в колокол. Уже лучше, отметил Гюйс. Враждебность уходит. На всякий случай он укрепил пси-блок, хотя в этом не было нужды. Если доблестный корвет-капитан решит, что Гюйс тайком копается у него в мозгах, — беседа закончится скандалом в кабинете директора.
— Да. Она больна, как я. Как другие учащиеся «Лебедя». Как знаменитый режиссер Монтелье. Как Белла Кнаух, офицер-координатор истребителя «Ловкач», без которой ВКС Ларгитаса проиграли бы битву при Траббане. Как жертвы погромов на Мондонге и Тире, где по ложному обвинению было вырезано больше семидесяти несчастных — таких, как я и ваша дочь. Плюс три сотни членов их семей.
— Что же делать? — тихо спросил капитан.
— Вот теперь вы начинаете понимать меня. — Шницель остыл, но Гюйс не спешил приняться за еду. Пауза играла против него. Зато вид еды на столе способствовал переводу беседы в мирное русло. — Добавлю, что талант — тоже патология. Отклонение от нормы. Регине надо научиться жить со своим талантом. Уживаться с ним без лишних проблем. И заново адаптироваться к обществу, состоящему из миллиардов норм. Вспомните, что младенцем она без стеснения ходила под себя. Вы сперва приобретали для дочери подгузники-утилизаторы, но мало-помалу приучили ее к туалету. Сейчас она чудесно обходится без подгузников. Я прав?