Настоящая фантастика – 2010
Шрифт:
К счастью, капитанский всестихийник не загораживал проезда.
— Интернат — это необходимо. — Тайком, словно прячась от адмирала, ван Фрассен посмотрел на часы. Нанотатуировка показывала пятнадцать минут четвертого. — На днях я разговаривал с куратором Регины, дядя Фриц…
Он не вполне был уверен, что рослый телепат, любитель шницелей и многозначительных пауз, числится куратором нашей дочери. Слово «куратор» предназначалось адмиралу, с целью произвести впечатление.
— Продолжай. — Бас Рейнеке смягчился.
На обращении «дядя Фриц» — естественно, вне службы! — адмирал настаивал со дня свадьбы, но результата добился всего семь раз. Капитан помнил эти случаи наперечет.
— Регине очень не скоро разрешат покинуть «Лебедь».
И то с кучей мер предосторожности. Вы должны понимать…
— Я-то как раз понимаю! Будь моя воля, я бы вообще запретил любые школы, кроме интернатов. Круглосуточно! Под присмотром опытных учителей! Дисциплина! Порядок! Встречи с родителями — по субботам, в течение часа. Только интернат может сделать из мальчика мужчину! — В запале адмирал забыл, что сделать из Регины мужчину может лишь хирург и курс гормонотерапии. — Короче, я все рассчитал. Интернат мы заканчиваем с медалью. Потом мы идем в летное училище. На факультет оперативной координации. Мальчик мой, в нашей семье родилась вторая Белла Кнаух! Надеюсь, ты в училище изучал битву при Траббане?
— Ага, — глухо ответил капитан. — Я, дядя Фриц, даже зачет сдавал по Траббанской баталии. Координируя действия эскадрильи в условиях помех, исключающих иной способ связи, обер-лейтенант Белла Кнаух, телепат 1-го класса, сыграла решающую роль… Это есть в каждом учебнике. Три абзаца текста и анимированная карта боевых действий. Я даже лично знаком с корпоралом расчета плазматоров, который служил на «Ловкаче»…
— Вот! Вот! Теперь ты понимаешь меня?
— Я понимаю вас, господин вице-адмирал. Белла Кнаух — герой Ларгитаса. Она умерла от психического истощения на третий день после победы, в возрасте двадцати шести лет. Памятник ей стоит на Дюпрейском кладбище. В детстве меня водили туда на экскурсию.
— Вот! — Адмирал осекся. Бас треснул, как музейный кувшин. Наружу, капли за каплей, потекла горечь и обида. — Вечно ты вывернешь все наизнанку, Теодор. Разумеется, я желаю Регине долгих лет жизни. И понимаю, что перед телепаткой лежит множество дорог. Искусство, медицина, юриспруденция. Работа в полиции, наконец. Но в нашей семье… воинские традиции…
Он не закончил. Капитан почти физически ощутил, каких трудов стоило Фридриху Рейнеке укротить свой буйный нрав.
— Решать тебе, мой мальчик. Тебе и Анне-Марии. Но если ты хочешь знать мое мнение — ты его услышал. Кстати, у меня есть для тебя приятная новость. Твой рапорт рассмотрен и одобрен. Можешь считать себя слушателем академии. С осени приступишь к занятиям. Опять же, три года ты будешь на Ларгитасе, ближе к семье. Сейчас это особенно важно.
— Кто примет командование «Громобоем»? — спросил ван Фрассен.
— Старший помощник Вернер. Одобряешь?
— Да.
— Мне надо идти. — Адмирал поскучнел. — Свяжись со мной в конце недели. Сходим поужинать в «Пушку». Привет жене! Поцелуй за меня Региночку…
Бас исчез, и кабина сразу показалась капитану очень просторной.
4
Линда оказалась внутри кокона. Как бабочка перед тем, как вылупиться. Только у бабочки кокон серый, и через него ничего не видно. А у Линды кокон был прозрачный и весь из радуги. Сквозь него Регина хорошо видела, как Линда внутри танцует и смеется. Она удивилась. Линда сидела рядом на скамейке, без всякого кокона. Болтала ногами и рассказывала про ушанок. Пруд, рыбки, на кустах кудрявчика — розовые цветы-бубенчики гроздьями. Ничего особенного. Две девочки в парке интерната «Лебедь».
И в то же время Линда танцевала в коконе.
Там, где длился танец, не было никакого пруда. И кустов. И уж тем более рыбок. Огромный луг пестрел незнакомыми цветами. Дальше начинались холмы, а еще дальше висел комковатый
Задумавшись, чем бы ковырнуть Линдин кокон, Регина в руках у себя обнаружила дудочку. Дудочка называлась «флейта» — им в садике показывали. В нее надо дуть, и будет музыка.
Регина дунула.
Флейта, словно испугавшись, взвизгнула — и вдруг заиграла! Совсем как у взрослой тети-музыканта! Регина стала быстро-быстро перебирать пальцами, закрывая на флейте то одни, то другие дырочки. У нее получалось! Аж сама заслушалась. А Линда — нет. Не заслушалась. И танцевала совсем не так, как Регина играла. Иначе, наоборот. Регина не сомневалась: если Линда затанцует правильно, в такт флейте, кокон раскроется, и радость вернется. Сделается общей. Мама говорила: надо быть подельчивой. Все хорошие девочки делятся с подругами вкусностями и игрушками! Значит, и радостью тоже. Но вредная Линда продолжала танцевать поперек. Кокон от такого упрямого танца сделался еще толще. Теперь через него почти не было видно, что происходит внутри.
Регина рассердилась.
Что, радости жалко? — укорила она подругу. — Зачем вредничаешь?! Вот сейчас как достану ножик да ка-ак разрежу твой дурацкий кокон!
Тут ножик взял и появился. Кривой, блестящий и очень-очень острый. Как бы самой не порезаться, подумала Регина. Наверное, это флейта в ножик превратилась. В сказках так бывает. Так ведь я в сказке и есть! Злая колдунья заколдовала Линду и посадила ее в кокон. Сейчас я ее освобожу — и будем вместе радоваться!
От этой мысли Регине стало легко-легко. Делать правильные вещи — легче легкого! Девочка смело шагнула вперед и взмахнула ножиком. Кажется, там, в парке, они с Линдой все еще сидели на скамейке — и даже разговаривали о разных пустяках. Но самое важное происходило здесь, на цветастом лугу.
Кокон резаться не хотел. Ножик вяз в нем, как в большущем толстом одеяле. Одеяло кто-то сделал из мармеладного желе. Только разрежешь, а оно обратно слипается. И руку с ножиком назад выталкивает. Очень быстро кокон затвердел и утратил прозрачность.
Зато теперь он стал резаться!
С месяц назад Регина смотрела по визору кусочек сериала про докторов. Не про теперешних, а про древних. Когда никакой техники не было и докторам приходилось всех лечить голыми руками. Древний доктор (на вид он был не слишком древний, румяный и с черными бровями домиком!) делал операцию. Он резал ножиком голого дядю, собираясь вынуть из дяди вредный кусок. Чем дело кончилось, Регина не узнала. Пришла мама, ахнула, сказала: «Тебе еще рано такое смотреть!» — и переключила визор на мультик про генерала Ойкумену.
Я — древний доктор, подумала Регина. У меня есть докторский ножик. Я делаю операцию. Ух ты! У меня даже есть белый халат, белая шапочка «конвертиком» и повязка на лице. Точь-в-точь, как в сериале. Ножик кромсал кокон, увеличивая разрез. Края больше не слипались. Еще чуть-чуть, и радость…
Рука с ножиком провалилась внутрь кокона. Регина едва не упала. Она ухватилась за края разреза и стала тянуть их в стороны. Вот она, радость! Рядом! Искрит, переливается… Радость вдруг завертелась вихрем, темнея на глазах. Линда в глубине кокона плясала все быстрее и быстрее. От маленькой танцовщицы потянуло холодом. Иней пал на цветы, на притихший луг. Это была не зима, когда катаются с горки и бросаются снежками. Это был страх замерзнуть — чувство, которого Регина не испытывала никогда. И даже не страх…