Настоящая фантастика – 2013 (сборник)
Шрифт:
– Вставай, – сказал он грубо и с трудом сдержался, чтобы не пнуть её сапогом.
Она покачала опущенной головой.
– Только если отдашь мне душу…
Он повторил то, что твердил чужой голос в голове:
– А ты не пробовала обходиться без них?
Она с трудом подняла голову и сквозь спутанные волосы посмотрела на него так, словно перед ней внезапно появился незнакомец. Он действительно стал другим, хотя не мог бы найти слова, чтобы объяснить, в чём заключается изменение. Прежде всего, он ощущал на себе бремя, от которого необходимо избавиться. И это бремя слепые
Он взял её за подбородок. Она уже не могла не только обжечь, но даже согреть. Её кожа сделалась холодной, как влага на стенах старого туннеля. На губах появилось что-то вроде рубинового инея.
Он впервые увидел, как замерзают изнутри.
19. Проводник
Чем в действительности была игрушка Куклодела, Твердолобый понял немного позже. Разбуженная, она двигалась подобно нигредо с больными суставами или просто очень старому нигредо… но она двигалась. Как разбудить её, он узнал, сидя рядом с коченеющим телом Светловолосой и тоже приготовившись сдохнуть.
Шёпот чужих голосов в голове тревожил его не больше, чем лишняя царапина беспокоит умирающего от ран. То, что он считал надвигающимся безумием, пожалуй, спасало от тягостного ожидания и чересчур откровенного злорадства победившей безнадёжности. Голоса повторяли всё когда-либо им услышанное, поэтому скучно ему точно не было. Он и не подозревал, что запомнил столь многое. Чаще бесполезное, почти всегда неприятное, иногда загадочное.
Голосок девочки-альбедо отличался тем, что повторял всего три-четыре фразы. Среди них, конечно, был вопрос без ответа: «Ты не пробовал обходиться без них?» А ещё: «Может, когда-нибудь найдёшь для неё время». О да, теперь у него было время, даже слишком много времени. Он не знал, что с ним делать. Но вдруг уловил намёк на двойной смысл вопроса, затем сам двойной смысл и, наконец, удивился собственной тупости.
Полез в карман за часами. Откинул крышку и уставился на свинцовый шарик, бежавший по спирали как никогда быстро. Зачем ему теперь часы? Тем более такие, что показывают искажённое время…
Он с трудом поймал шарик непослушными пальцами. Выронил, думал – потерял. Выудил из складок одежды и вставил в отверстие в туловище куклы. Шарик провалился в гулкую темноту, из которой вскоре донёсся едва слышный и словно бы отдалённый стук. Это совсем не напоминало удары сердца. Скорее уж чьи-то шаги…
И когда Твердолобый поставил куклу на каменный пол (безысходность потешалась над ним, как над последним идиотом), та начала двигаться. Шаг за шагом. На ногах с «больными» суставами. В ритме, задаваемом потусторонним барабаном.
Вскоре она добралась до границы озарённого рубиновым сиянием пятна. Твердолобому ничего не оставалось, кроме как подняться на ноги, взять Компас из затвердевших пальцев женщины-ледокола и отправиться следом за куклой.
Уже через несколько шагов он осознал, что игрушка Куклодела не просто двигалась.
Она ломала пространство.
Он шёл по коридору, проделанному куклой, и лабиринт больше не
Бросая взгляд на диск Компаса, он замечал, что игра линий в узоре взломанного лабиринта сделалась совершенно хаотичной, и понимал: без проводника он пропадёт, у него не будет ни единого шанса выбраться отсюда. «Тогда кто из вас кукла?» – спросил новый вкрадчивый голос. Твердолобый послал его в адскую топку и продолжал идти.
Голод притупился, остался напоминанием о том, что раньше нигредо был пожирателем душ, а теперь это внушало ему такое отвращение, словно он был пожирателем падали. Он не знал, откуда брались силы, но голосок альбедо больше не задавал надоевшего вопроса.
Однажды его путь всё-таки пересекла чужая тень – настолько быстро, что он не успел обернуться и увидеть её. Лишь багровым отблеском мазнуло по глазам. На мгновение обдало жаром затылок. Сзади и справа, а затем слева возникли и сразу затянулись чёрные дыры.
Кто-то из рубедо шёл «буром», и Твердолобый понял, что ему снова сказочно повезло. А может, не повезло. Может, это Уборщик уже забавлялся с ним, сужая спираль вокруг намеченной жертвы. Мысль избавиться от Компаса была трусливой и дурацкой, но она возникла, хотя не он взломал чужой тайник во Льдах.
С некоторых пор темнота не казалась ему уютной. В ней не было спасения от агорафобии, только самоослепление. Как будто не видеть орудие пытки означало избежать её… Кожа на руках потрескалась, потемнела и зудела. Точно так же зудело лицо. Твердолобый был уверен, что виной тому – рубиновый свет Компаса, холодный и всё равно обжигающий. Не чувствуя тепла, он обливался кровавым п'oтом.
Его опыт оказался бесполезным; он не испытывал прежде ничего подобного, хотя ему приходилось ломать твердь в окрестности действующего вулкана, а однажды, по молодости и по глупости, он предпринял почти самоубийственный спуск к Нижней Границе. Тогда нигредо едва не изжарился заживо и мог потерять жизнь, но сейчас он терял себя.
На какое-то кошмарное мгновение ему даже почудилось, что он переселился в ковыляющую куклу – вернее, в контейнер внутри её груди, где тоже был лабиринт, по коридорам которого перекатывался свинцовый шар, угрожая раздавить его. То было пристанище пойманных проводником душ, чьи опустевшие оболочки теперь тащились следом за новым хозяином… или к новому хозяину?
Потом наваждение прошло, но не совсем. Оставшаяся неопределенность разъедала внутренности, как слабая кислота. Это длилось слишком долго, но невозможно было сказать – сколько. Пару раз, забывшись, Твердолобый подносил к глазам мёртвые часы. Сквозь пелену, застилавшую мозг, пробивалось понимание того, что, убив свои часы, он убил само время.