Натуральный обмен

Солодкова Татьяна

– Не бойся, - мой голос больше напоминал хрип, и девочка вздрогнула при его звуке.
– Я тебя не обижу.

Она часто заморгала, но продолжала молчать, не сводя с меня глаз.

– Что ты тут делаешь? Где твои родители?
– снова попытался я. Она все еще молчала, будто не понимала.
– Где твои мама и папа?

А вот от этих слов девочка вздрогнула, и я увидел, как огромные васильковые глаза наполняются слезами.

– Не знаю, - всхлипнула она.
– Я не могу их найти. И дорогу домой не могу найти.

Ну, точно, заблудилась.

Я сделал шаг по направлению к

ней и на этот раз девочка все же шарахнулась от меня. Я же подумал, что, наверное, ошибся, она старше, чем я сначала решил. Возможно, лет семь, просто очень маленькая и худая, почти прозрачная.

– Не убегай, я не причиню тебе вреда, - пообещал я.

– Правда?
– в голосе и взгляде надежда, но все еще вперемешку со страхом. Она помолчала, а потом добавила обреченно: - Взрослые всегда врут.

– Не всегда, - ответил я, хотя и сам понимал: прозвучало неубедительно.

– Гуле господин тоже говорил, что не обидит, а потом перекинул через коня и увез, - девчонка снова шмыгнула носом.
– И она больше не вернулась.

– Гуле?

– Моей сестре, - она с вызовом вскинула голову, казавшуюся слишком большой на такой тонкой шее.

Сестре, значит. Не нужно быть экстрасенсом, чтобы догадаться, старшей. Господин поманил, обманул и увез, а потом добился, чего хотел, и выбросил, хорошо еще, если не убил. Раньше в Карадене такие случаи встречались повсеместно: проезжающие мимо рыцари то и дело заглядывали в деревни и силой или обманом крали молоденьких девушек себе для развлечения. Я не оговорился, именно "раньше", потому что теперь такие случаи тщательно отслеживались. К сожалению, пришлось устроить несколько показательных казней, но после них такие "господа", наконец поняли, что за подобные "развлечения" им придется расплачиваться собственной головой.

– Мне очень жаль твою сестру, - осторожно сказал я.
– Но тебе нечего бояться.

Однако в запасе у девочки оказался еще один аргумент.

– Кен говорил, что вы все так говорите, лишь бы обмануть, - выдала она.

Час от часу не легче. Я устало вздохнул:

– Ну а Кен кто такой?

– Мой брат, - снова вызов в голосе и во взгляде, мол, только попробуй сказать хоть одно плохое слово о моей семье, но потом ее голова опустилась, и она добавила совсем грустно: - Он ушел на войну и не вернулся.

Бог ты мой, да что за фильм ужасов на тонких ножках мне повстречался?

– Вот что, - я присел на корточки, чтобы наши глаза оказались на одном уровне, - твой брат был прав, всем подряд верить нельзя, но я хочу тебе помочь.

– И поможешь найти мой дом?
– что ж, кажется, я добился успеха, надежды в ее глазах стало больше, чем недоверия.

– Я постараюсь, - нет смысла объяснять ребенку, что между моим желанием и его исполнением стоит погоня из доброго десятка хорошо обученных солдат.
– Откуда ты?

– Из Полевки, - тут же ответила девочка.

Полевка-шмалевка... Хотел бы я знать название и расположение местных деревень, но если я кое-как разобрался с картами Карадены, то о географии Союза Правобережья знал непростительно мало.

– Папа говорил, если заблудишься в лесу, всегда иди на север, - неожиданно выдала девочка и заплакала с новой силой: - Вот только я не знаю, где

север.

У меня не было ни младших братьев, ни сестер, и обращаться с детьми я не умел, тем более с детьми, которые плачут.

– Все хорошо, мы найдем твою деревню, - как можно увереннее произнес я, одновременно осматриваясь. Пожалуй, если верить мху, север мы найдем...

И тут девочка резко дернулась, а потом повисла у меня на шее. Маленький испуганный ребенок, наконец, поверивший, что кто-то вернет ее домой.

Я неловко обнял тонкое почти невесомое тельце и прижал к себе, успокаивая. Почему-то в голову пришла фраза: мы в ответе за тех, кого приручили. Настроение испортилось окончательно. Теперь я точно не могу ее бросить и уйти своей дорогой.

– Тебя как зовут?
– спросил я, когда девочка немного успокоилась.

Она шмыгнула носом:

– Нюся.

– Вот что, Нюся, - я выпрямился в полный рост и протянул ей руку, - не реви. Слезами горю не поможешь, - если бы это могло помочь, я бы сам присел под кустик порыдать часик-другой.
– Пойдем, найдем твою деревню.

***

За несколько часов блуждания по лесу я почерпнул для себя массу полезной информации. Напрасно я долгие годы считал, что с детьми нельзя нормально разговаривать. Еще как можно! Несмотря на свой возраст, Нюся оказалась очень смышленой и умела вести разговор не хуже взрослого. Стоило первому страху пройти, а девочке попривыкнуть к моему обществу, как она болтала без умолку.

В первую очередь девочка рассказала, как потерялась. Ее отец отправился за дровами, а мать послала ее отнести ему обед. Нюся ходила в этот лес тысячу раз и была уверена, что хорошо знает дорогу, но в этот раз она замечталась и не заметила, как свернула не туда, а когда сообразила, было уже поздно. Стала искать дорогу, но так и не нашла, а, судя по тому, как далеко от ее деревни мы встретились, девочка вообще шла все это время не в ту сторону и уходила от дома все дальше и дальше.

Когда Нюся выговорилась о том, что ее волновало больше всего, я стал пытаться управлять разговором, задавая наводящие вопросы и направляя ее на те темы, которые были мне интересны.

Таким образом, я многое узнал о Союзе Правобережья, а главное - о рабстве. Во многих перечитанных мной бумагах говорилось о том, что в этом государстве практикуется рабский труд, а подданные недавно завоеванных государств превращались в рабов, но нигде не была описана жизнь этих самых невольников.

Памятуя о рабовладельчестве своего мира, я представлял себе голодных измученных работой людей, непременно в ошейниках и цепях. Оказалось же, что рабство Союза Правобережья больше напоминало крепостное право моей Родины. Да, люди здесь были невольниками и по факту и по бумагам принадлежали своему господину. А он имел право продать своего раба или подарить, наказать или даже убить за провинность. Они не могли переезжать, не могли владеть собственностью, не имели права выбирать себе профессию по нраву. Тем не менее, ни о каких цепях и речи не было. Чаще рабы жили в обычной сельской местности, причем, в одной деревне могли проживать, как невольники, принадлежащие хозяину территории, так и совершенно свободные люди, переехавшие туда по своему желанию.