Научи меня верить в любовь
Шрифт:
– Я сейчас проверю, просто без Вас…
– Проверь, – обрываю ее на полуслове.
Регина кивает и стремительно выходит из кабинета.
Черт знает что! Меня не было всего несколько дней, а в компании уже бардак. Куда Успенский смотрел?
К вечеру мысль о том, что мне придется вернуться домой и столкнуться там с девчонкой, становится мучительной. Мне ненавистно осознание того, что она видела меня слабым и беспомощным. И жалела. Как какого-то… щенка.
– А если бы она не сделала этого?
Я не хочу отвечать ему. Не хочу, но понимаю, что ничем хорошим моя болезнь не закончилась бы.
Она спасла меня.
Черт побери, какая-то девчонка меня спасла.
Ухмыляюсь.
Теперь она будет ждать за это благодарность.
Нет, никаких благодарностей. Это был ее выбор. Никто не заставлял ее выступать в роли спасительницы.
Я просто верну ей то, что она потратила на меня.
– Алиса, – останавливаюсь перед дверями ее комнаты. Выходит не сразу.
– Что? – смотрит прямо и вопросительно.
Я достаю бумажник и отсчитываю купюры.
– Это возмещение твоих затрат на меня, – протягиваю ей.
Брови девчонки взмывают вверх.
– А как же штрафные санкции? – ухмыляется невесело.
– Какие санкции? – не понимаю я.
– Ну, я, как минимум, нарушила три твоих правила, – закатывает глаза и начинает выкидывать из кулака пальцы. – Не заходить к тебе в комнату. Не разговаривать с тобой без крайней необходимости. Не готовить, когда ты дома. Не знаю, может, еще что-то нарушила. Ах да, я приносила тебе чай в комнату. А у нас же запрет на еду вне кухни.
От ее слов я впадаю в легкий ступор и не сразу соображаю, что ответить.
– Так что можешь вычеркнуть из моих карманных денег, – кивает она на купюры в моей руке.
– Ты нарушила правила в силу… обстоятельств непреодолимой силы.
Мне не хочется ничего вычитать из ее денег.
– Обстоятельства непреодолимой силы, – задумчиво повторяет девчонка, а потом забирает деньги и делает то, от чего я впадаю в транс. Она пересчитывает их и возвращает мне ровно половину. – Все по-честному. У нас договор. Я нарушила его условия и должна понести наказание. Подачки мне не нужны.
– Подачки? – хочется мне переспросить, но заноза уже закрыла дверь. И теперь я просто стою и пялюсь на темное дерево.
Ухожу к себе, но не нахожу места. Да, меня потряс ее поступок. Она не взяла деньги. Хотя могла. Я не стал бы урезать их. Но она НЕ взяла их. Принципиальная? Не верится.
Все любят деньги. И я никого за это не осуждаю. В деньгах нет ничего плохого. Деньги – это определенный уровень свободы. И она добровольно от них отказалась.
Эта девчонка не так проста, как кажется.
Спустя
– Марк Александрович? – тон строгий.
– Слушаю Вас.
– Это Алла Витальевна, классный руководитель Вашей племянницы.
Хочется сбросить звонок и добавить номер в черный список, но заставляю себя слушать.
– Скажите, с Алисой все в порядке?
– Утром было вполне. А что? – потираю переносицу.
– Алиса уже две недели не было в школе.
Зависаю.
Она каждое утро уходит с сумкой и в школьной форме.
– Вы уверены? – задаю вопрос и сам чувствую, как по-идиотски он звучит.
– Что, простите?
– Алиса каждый день ходит в школу.
– Я не знаю, куда ходит Алиса, но уж точно не в школу, Марк Александрович. У нее много долгов по предметам. История, русский, литература, английский. Девочка будет не аттестована по итогам первой четверти. А это одиннадцатый класс, Марк Александрович. На носу ЕГЭ.
Что на носу? Это болезнь какая-то? У кого? У Алисы или этой… Как ее там? Классной руководительницы. Чувствую себя полным идиотом, но пытаюсь держать лицо.
– Я… поговорю с Алисой. Она исправится.
– Уж поговорите, Марк Александрович, пожалуйста. Она портит нам всю статистику. Я понимаю, что девочка-сирота, у нее травма, но ей надо взять себя в руки и учиться, иначе все, она же никуда не поступит. Она не сдаст ЕГЭ. Вы понимаете, что это значит, Марк Александрович?
Нет, но вслух:
– Да.
– Я надеюсь, что Вы сможете повлиять на Алису. И, Марк Александрович… – она замолкает на пару секунд, как будто подбирает слова. – Вы не были на родительском собрании. Мы решали важные вопросы. Впереди выпускной.
О, нет, это без меня.
– Простите, я не могу сейчас говорить. У меня совещание.
– Да, да, конечно, – поспешно отвечает классная. – Простите.
Отлично! И что я должен теперь сделать? Поставить девчонку в угол? Наказать? Выпороть? Да ей без пяти минут восемнадцать! Она должна сама думать о своем будущем! Почему я должен в это вмешиваться?
Сама создала себе проблемы, пусть сама их и расхлебывает. В конце концов, я ей не отец, а всего лишь попечитель.
Я возвращаюсь к работе: подписываю документы, читаю договора, провожу совещания, но где-то на периферии сознания крутятся мысли о том, что девчонка пропускает школу. Эти мысли не мешают. Они движутся параллельно, но все равно есть.
Каждый день она уходит из дома. В форме. С сумкой. Я регулярно даю ей деньги на карманные расходы и прочие школьные нужды, как она говорит.