Научи меня верить в любовь
Шрифт:
Каждый вечер она возвращается из школы. Нет, это я так думал до сегодняшнего дня.
Девчонка мне нагло врет. Каждый день.
Тогда куда она ходит? И зачем ей деньги?
Меня выносит. Я НЕНАВИЖУ, когда мне врут. Я презираю таких людей и сразу рву с ними всякие связи.
Девчонка должна быть наказана!
Я жду ее в гостиной, пытаясь смотреть телевизор. На часах около девяти вечера. Могу, конечно, позвонить ей, но не стану.
Хлопает дверь. В коридоре возня. Наконец, появляется. Вскользь бросает на меня взгляд и собирается уйти к себе.
– Добрый вечер, Алиса! –
– Добрый… вечер, – отвечает растерянно.
– Как дела в школе? – переключаю каналы, но мне совсем неинтересно, что там идет.
– Н-нормально.
– Мне сегодня звонила…, – не могу вспомнить имени. – Твоя классная руководительница. Алла…
– Витальевна, – заканчивает девчонка упавшим голосом. Она уже все поняла, но сама признаваться не собирается.
– Да, Алла Витальевна, – смотрю на нее. – Когда ты последний раз была в школе?
– А можно я в твои правила добавлю одно свое? – торопливо спрашивает заноза.
– Нет, – отвечаю спокойно. – Так что? Я задал тебе вопрос.
– Мне не нравится эта школа, – начинает она возмущаться. – Ты же не спросил меня, хочу ли я в ней учиться.
– Что именно тебя не устраивает? – мне неинтересно. Я просто хочу парировать любое ее возмущение.
– Все! Тупые занудные учителя, дебилы одноклассники, которые, если у тебя нет айфона последней модели или ты одеваешься не в Милане, считают тебя просто отребьем. А если ты не из Москвы, так ты вообще никто, – она с криком выпаливает это мне в лицо. – Да какое тебе вообще до этого дело? Тебе же все равно плевать. Я и для тебя просто грязь под ногами, заноза, сидящая у тебя на шее.
Я молчу, спокойно глядя на нее. Она как нельзя более точно описала мое отношение к ней. И ее это задевает. Впервые девчонка проявила по этому поводу какие-то эмоции. А я считал ее терпилой. Таких обычно не уважаю. Каждый должен бороться за лучшую жизнь, а не сносить все тяготы и унижения нынешней. И ни в какую судьбу, рок, карму и прочую чушь никогда не верил. Человек сам кузнец своего счастья. И если с тобой происходит что-то плохое, ты сам это допустил и сам позволил этому случиться. Не в счет маленькие дети и недееспособные, которые в силу своих особенностей не могут за себя постоять. Девчонка не относится ни к тем, ни к другим. И судя по тому, что я слышу и вижу сейчас, она пытается бороться за лучшую жизнь. Хотя отказ от посещения школы – не самый лучший выход.
– У тебя долги по предметам. Ты можешь остаться на второй год.
– Ну, а что я могу? – снова взрывается. – Не понимаю и не запоминаю я эти дурацкие правила по русскому. Ну не гуманитарий я и что теперь? Эйнштейна вон вообще дебилом считали в школе.
– А история чем тебе не угодила? Английский?
– Я не запоминаю все эти даты, – уже не кричит. Смотрит в сторону. – А английский… Там, где я училась в Нижнем, англичанка была старой маразматичкой. Она, наверное, жила еще в те времена, когда убили Ленина. Так что тут не моя вина. А репетиторов нанимать…
Девчонка осекается и тут же тихо продолжает:
– У нас не было возможности.
Не понимаю, на кой черт заводить
И мне хочется ей помочь. Впервые в жизни мне хочется кому-то помочь. Нет, у меня не проснулся вдруг резко альтруизм и не засиял над головой нимб. Но ее вины нет в том, что в Москве процветает снобизм, наверное, даже в яслях. И да, приезжих здесь не особо жалуют. В свое время я в полной мере испытал это на себе.
Задаю ей вопрос, который решит, стоит ли помогать занозе:
– Ты уже думала, кем хочешь стать, когда закончишь школу? Куда собираешься поступать?
Молчит, потупив взгляд.
Давай, не разочаруй меня. Я не хочу ошибиться в тебе. Ошибаться – это одна из вещей, которые я терпеть не могу и переживаю тяжело.
– Я задал вопрос.
– В медицинский, – отвечает, высоко задрав подбородок.
Я доволен, но это внутри. Внешне же ледяное спокойствие, граничащее с равнодушием.
– Ты считаешь, что врачам не нужен русский язык? Врач может писать безграмотно?
Дергает плечом.
– Я добавляю еще одно правило в тот список.
– Какое? – стонет она.
– Запрет на НЕ посещение школы. Штраф – лишение карманных расходов на неделю.
– Чтооооо? – возмущается девчонка.
Не реагирую, продолжая:
– И мы заключаем сделку.
– Какую? – прищуривает она глаза.
– Ты разбираешься со всеми своими долгами. Как, меня не волнует. Но их не должно быть. И я подумаю о другой школе для тебя.
Смотрит с подозрением.
– Ты серьезно? – спрашивает осторожно.
– Да, – смотрю ей прямо в глаза.
– Окей, – тут же соглашается. – Но школу выбираю я сама.
– Посмотрим.
– Ты опять засунешь меня в какую-нибудь …
– Я не торгуюсь. Ты принимаешь мое условие? Или остаешься доучиваться в этой школе?
– Принимаю, – отвечает недовольно.
Я поднимаюсь, собираясь уйти к себе. Надо еще поработать. Возле девчонки торможу.
– Тебя не должно волновать ничье мнение о тебе, если у тебя есть цель и ты хочешь ее достичь.
Я не дожидаюсь от нее ответа, уходя в спальню. Пусть подумает. А мне еще предстоит найти для нее другую школу. Ни черта в этом не понимаю. Откладываю вопрос со школой до утра. Меня ждет два контракта и программный код. Да, иногда я радую себя личной работой над заказами. Это единственная слабость, от которой мне не хочется отказываться.
Девчонка каждый день продолжает ходить в школу. Нет, не так. Она каждый день утром уходит из дома. Иногда возвращается вечером, иногда – днем. Я не спрашиваю, учится ли она. Я просто жду. Скоро закончится четверть и станет ясно, чем занималась заноза. Но мне очень не хочется в ней разочароваться. А еще в последние дни я стал ловить себя на мысли, что она совсем не похожа на свою мать. Внешне. Девчонка совсем другая. У нее темные густые волосы. Другое строение лица, разрез глаз и их цвет. У моей сестры, насколько помню, они были серые. У занозы же карие. Даже фигура и то, как она держится, двигается, говорит. Хотя, возможно, я просто уже не помню… сестру. Да и тогда, когда я видел ее последний раз, ей было девять. С тех пор она могла измениться.