Науковедческие исследования. 2013
Шрифт:
Конечно, эффективность прикладной науки можно оценивать через качество и рыночный успех инноваций, создаваемых при ее участии. Это, однако, апостериорные оценки, опосредованные множеством внешних факторов. К тому же об эффективности собственной науки заботятся сами промышленные компании.
По вышеизложенным причинам мы будем говорить далее только о фундаментальной науке, существующей за счет налогоплательщиков и постоянно находящейся в поле общественного внимания. Простейший анализ научно-технической статистики показывает, что информационная продуктивность национальной научно-технической системы, выраженная в числе журнальных и монографических публикаций, пропорциональна числу ее работников-исследователей. Оно же, в свою очередь, пропорционально общенациональным затратам на исследования и разработки. Таким образом, информационная продуктивность любой национальной науки оказывается функцией этих валовых затрат. Иными словами, большая и богатая наука всегда публикует больше, чем малая и бедная.
Уместно добавить, что наша отечественная наука публикует почти ровно столько, сколько и должна была бы публиковать в соответствии с общенациональными затратами России на все исследования и разработки. Факт, может быть, и неожиданный, но отчетливо подтверждаемый международной статистикой. Другое дело, что численность нашего корпуса исследователей, унаследованного от советской эпохи, существенно превышает ту, что отвечала бы нынешнему финансированию отечественной науки. По этой вполне объективной причине публикационная активность одного среднего исследователя у нас заметно ниже, чем в странах, не претерпевших, подобно России, экономической катастрофы в 1990-е годы.
Не находится и веских оснований для сомнений по поводу качества публикаций наших ученых: встречающиеся скептические суждения представляют собой по большей части мнения отдельных специалистов, не подтвержденные никакой убедительной статистикой. Вошедшие в моду спекуляции, связанные с подсчетом числа библиографических ссылок на отечественных авторов в зарубежной научной литературе, представляют собой, увы, откровенную патологию. Отечественные работы «не добирали» зарубежных цитирований и в эпоху мирового триумфа советской науки в 1960–1970-е годы.
Напомним, что численный анализ библиографии, сопровождающей научные статьи, был предложен науковедами 1960-х годов только как метод историко-научных исследований. Вскоре, однако, он был узурпирован околонаучными администраторами, увидевшими в нем как будто бы простой способ сравнительных оценок научных коллективов и даже отдельных ученых. Малоизвестно, что в науке отсутствует этика взаимных цитирований или хотя бы соответствующие формальные правила. К тому же, составляя библиографию к очередной статье, ученый, особенно молодой, попадает в ситуацию конфликта интересов: не упомянешь работу влиятельного или близкого коллеги – рискуешь нарваться на неприятности; составишь слишком обширную библиографию – поставишь под сомнение оригинальность собственной работы.
В принципе анализ цитируемости как способ оценки качества научных публикаций работоспособен только в пределах ограниченной общности, где, образно выражаясь, все всех знают, периодически контактируют и говорят на одном языке. Известно и признается, что современные данные о цитируемости научных работ страдают перекосом в сторону англоязычных наук и, вообще говоря, плохо представляют науки даже стран континентальной Европы, не говоря уже, скажем, о Китае или Японии, ученые которых немало публикуют на национальных языках. Интенсивно работающему ученому-исследователю важнее знать, что сделали или делают его коллеги, нежели тратить время и силы на хлопотное, а подчас и унизительное рекламирование собственных достижений. К этому, однако, ученых всегда подталкивало профессиональное честолюбие, а теперь еще и навязываемое ему стремление к высокой цитируемости.
К сказанному можно добавить, что систематическое использование показателей цитируемости для назначения «рейтингов» научных организаций и отдельных ученых исказило и саму практику взаимных цитирований. Возможно, что этот побочный эффект хотя бы отчасти ответствен и за нарастающее со временем распространение соавторства научных публикаций. Так, если в медицине и технических науках в 1992–1997 гг. за подписью единственного автора выходило 22% работ, то в 2002–2007 гг. – уже только 8%.
Стремясь к объективности, приходится констатировать, что мировое науковедение еще не выработало надежной методики сравнительной оценки эффективности деятельности и качества информационной отдачи фундаментальной науки. По нашему мнению, единственным надежным методом таких оценок остается грамотно и ответственно поставленная профессиональная экспертиза. К сожалению, именно этой трудоемкой работой, требующей к тому же должных квалификации, организационных усилий, времени и затрат, явно не любят заниматься околонаучные администраторы.
В последние годы под настырные рассуждения о ценности человеческого капитала статистики ОЭСР ввели новую учетную категорию, называемую «человеческие ресурсы науки и технологии» (Human resources for science and technology, HRST). Состав этой категории работников намного превышает потребности собственно науки и техники. Фактически он включает в себя всех экономически активных лиц, имеющих высшее или среднее специальное образование, либо де-факто занимающих должности, требующие такой квалификации. Нетрудно распознать в категории HRST «креативный класс», а вернее – разбухший средний класс общества потребления. Эти работники составляют около 40–50% всех занятых в промышленно развитых странах, но большая их часть трудится отнюдь не в науке и технике.
Международная научно-техническая статистика ведет постоянный учет численности выпускников высших учебных заведений и докторов философии (более высоких научных титулов она не различает и не учитывает). Западный доктор философии соответствует нашему кандидату наук. Право присваивать докторскую степень имеют только университеты, а подготовка к ее получению (аналог нашей аспирантуры) рассматривается как завершающий этап высшего образования. Успешно пройдя его, научный неофит полностью предоставляется собственной профессиональной судьбе в качестве автономного ученого-исследователя.
Количество выпускников высших учебных заведений и докторов возрастало в странах – членах ОЭСР, несколько опережая общую занятость. К настоящему времени там действует более 4,2 млн. исследователей, т.е. 7,6 исследователя на 1 тыс. человек общего населения – по сравнению с 6,6 в 1999 г. При этом в 2009 г. более 65% исследователей трудились в частнопредпринимательском корпоративном секторе, а остальные – примерно поровну делились между секторами высшей школы и государственным – с немалым, впрочем, разбросом в разных странах.
Рассуждая о технологическом прогрессе промышленности, приходится уделять особое внимание когорте специалистов в естественных и технических науках (S&T). В 2009 г. доля таких специалистов составляла 39% в странах ОЭСР в целом. Она пополняется за счет студентов, получающих подготовку в естественных и технических науках. И тут статистика раскрывает нам некое многозначительное противоречие. Идеология общества потребления и монетаристской экономики систематически подрывала общественный престиж любых видов материального созидания. Она внедряла в сознание молодежи богатейших стран уверенность в том, что в постиндустриальную эпоху работа на производстве – удел полудиких и полунищих обитателей развивающихся стран и местного низшего класса. И что достойный жизненный путь современного молодого человека ведет не в лаборатории или конструкторские бюро, а в офисы процветающих корпораций, в банки, юриспруденцию, на государственную службу, в сферу услуг и массовых развлечений.