Наварин (Собрание сочинений)
Шрифт:
– Прощаясь со своими флагманами, Ибрагим-паша подвел их к окну своего дворца и показал в сторону моря, где на горизонте белели парусами эскадры союзников.
– Вот ваши призы! – сказал он.
– Да пребудет с нами милость Аллаха! – кланялись адмиралы, отправляясь на корабли. – Слава ему, что наградил нашего правителя великой мудростью, пред которой падут все козни служителей шайтана!
Не теряя времени Тагир-паша, Мукарем-бей вместе с французскими советниками расставляли в бухте флот и готовили к бою береговые батареи.
– Это будет настоящий огненный мешок, вырваться из которого не удастся никому! – обещали туркам французские
Турецко-египетский флот был расположен в Наваринской бухте на фертоинге строем в виде сжатого полумесяца, рога которого простирались от Наваринской крепости до батареи острова Сфактерия. Линейные корабли (3 единицы) и фрегаты (23 единицы) составляли первую линию. Корветы и бриги (57 единиц) находились во второй и третьей линиях. 50 транспортов и купеческих судов стояли на якорях под юго-восточным берегом Мореи. Всего на турецко-египетских судах было более 2300 орудий. Помимо этого, вход в бухту, шириной около полмили, со всех сторон перекрестно простреливался батареями с Наваринской крепости и острова Сфактерия (165 орудий). По флангам на плотах установили бочки с горючей смесью. Там же, готовый к нанесению смертельного удара, притаился десяток брандеров. Трюмы этих плавучих «зажигательных снарядов» были до самых верхних палуб набиты смолой и порохом. Увернуться от их тарана в тесной бухте будет просто невозможно!
На возвышенности, с которой просматривалась вся Наваринская бухта, расположилась ставка самого Ибрагим-паши. Подле нее верные египетские байраки. Им предстоит вытаскивать из воды и тут же казнить доплывших до берега врагов.
Тем временем в салоне кодрингтоновской "Азии" бушевали страсти. Переминавшийся с ноги на ногу у порога капитан Мартин, стал свидетелем небывалой ярости своего адмирала. Кодрингтон, о котором в британском флоте ходили легенды, как о необычайно уравновешенном и даже флегматичном человеке, наверное, впервые в жизни дал волю всем своим чувствам.
– Этот Ибрагим – отъявленный негодяй и подлец (адмирал, разумеется, высказался более резко) – кричал Кодрингтон, потрясая руками. – И будь я проклят, если теперь не заставлю его сожрать свой нечестный язык! (адмирал выразился и в этом случае, конечно же, более категорично).
В письме своей жене Кодрингтон выразился куда более деликатно: "Наше письмо к Ибрагиму принесли назад нераспечатанным. Его лгун – драгоман говорит, будто бы никто не знает, куда он (Ибрагим-паша – В.Ш.) делся, но я уверен, что завтра же он найдется. Если только ветер позволит нам бросить якорь борт о борт с его судами!"
Теперь всем стало окончательно ясно, что вести дальнейшие переговоры с каирским пашей уже бессмысленно. Настала пора явить силу оружия…
В тот же день два фрегата: российский "Константин" и английский "Кембриан" были послан в Каламатский залив "дабы возбудить мужество находившихся там греков и заставить удалиться турок, хотевших занять эту часть полуострова…" Дело в том, что тамошнее селение Амиро подверглось нашествию египтян, которые разрушили дома, поубивали жителей и вырубили все окрестные сады. Местное "спартанское войско", как могло, сдерживало беспощадных арабов, но им приходилось трудно, а потому союзники решили подкрепить храбрых "спартанцев".
Сами же адмиралы были озабочены больше коварством и несговорчивостью Ибрагим-паши.
"Столь странный и дерзкий ответ, –
Утром следующего дня флагмана, собравшись на "Азии", совещались вновь.
– Ибрагим-паша бросил нам в лицо перчатку! – сказал, со вздохом, Гейден.
– Какая еще там перчатка, когда эта сволочь плюнула нам в лицо! – ударил кулаком по столу Кодрингтон. – В виду приближающихся осенних штормов держаться более в открытом море становиться опасно. У нас остается лишь два варианта: покинуть берега Мореи, оставив их в полной власти турок, или зайти в Наваринскую бухту, где мы сможем не только укрыться от штормов, но и полностью блокировать Ибрагима. Какие будут ваши мнения?
– Я желал бы войти в Наварин! – без всяких раздумий высказался Гейден. – Для этого, собственно говоря, нас и прислали, чтобы мы действовали с всею решительностью! В случае возможного сражения, я готов подчиниться старшему по званию, и выполнить все его указания!
Де-Реньи лишь зябко пожал плечами, но кивнул головой, что значило, видимо, и его полное согласие с Кодрингтоном и Гейденом. На словах же французский командующий сказал следующие (это доподлинные слова де- Риньи!):
– Великомудрая дипломатия, избегая ясного, определенного указания, предпочла оставить открытым этот источник недоразумений, сомнений и колебаний в деле, в котором всякое недоразумение может разразиться громовым ударом, либо привести к тому, что все торжественно предписываемые меры останутся мертвой буквой!
Дело в том, что перед самым совещанием де-Реньи направил письмо французским офицерам, служившим в египетском флоте. Текст письма гласил: "Господа, положение, в котором, как вы видите, находятся оттоманские морские силы, блокируемые в Наваринском порте, измена своему слову его светлости Ибрагим-паши, который обязался временным прекращением неприязненных действий, – все это указывает вам, что впредь вы можете встретиться с своим родным флагом. Вы знаете, чем рискуете. Требуя, чтобы вы покинули турецкую службу в минуту, когда оттоманский флот поставил себя во враждебное положение, которого он должен нести последствия, я даю предостережение, которым вам не следует пренебрегать, если вы остались французами. Имею честь и прочее… Де-Реньи".
На этот раз решение было найдено на удивление быстро. Решено же было следующее: "…По здравом рассуждении… всем судам соединенного флота войти в Наваринскую гавань, стать на якорь подле турецкого флота, дабы присутствием и положением союзных эскадр принудить Ибрагима сосредоточить свои силы на сем пункте и отказаться от всякого нового предприятия против берегов Мореи и берегов Греции".
Хитромудрые дипломаты, ничего не решив, отстранились от щекотливого Наваринского дела, предоставив трем адмиралам все расхлебывать самим. И те приняли это, как должное! Итак, три адмирала решили сознательно рискнуть своими эскадрами, честью и карьерой, чтобы единым махом разрубить накрученный политиками "гордиев узел". При этом все трое прекрасно понимали, что, входя в бухту, они почти обрекают себя на неизбежный бой, ибо как говаривал рейс-эфенди "не могут хворост и огонь безопасно лежать друг против друга".