Наваждение
Шрифт:
Она заговорила первой. Едва узнал ее голос.
— Я дрянь, я тряпка, я ненавижу себя. Но… но в жизни… Ты обещаешь, что это никогда больше не повторится? Что забудешь раз и навсегда эту развратную девицу?
Я не отвечал целую вечность. Она тяжело, грузно повернулась ко мне, я увидел ее лицо в красных пятнах, зареванные глаза:
— Обещаешь?
Никогда бы не подумал, что отыщется у меня столько сил, столько решимости, чтобы, глядя в эти глаза, ответить:
— Я не могу обещать.
Фраза вышла обтекаемая, категорическое «нет» не прозвучало в ней, но и такой для Маргариты хватило
— Ты в нее влюбился? — Теперь в ее глазах появилось что-то паническое, суеверное, словно узрела на моем лбу раковую опухоль.
И я ответил:
— Влюбился. Прости меня, Маргарита. — И повторил: — Теперь ничего нельзя изменить…
Я боялся ее новой вспышки, очень боялся. У меня не было никакого опыта семейных разборок — ни с Валей, ни с ней, Маргаритой. Но следующего взрыва не последовало. Единственное слово, какое довелось мне еще услышать от нее в тот день, было слово «предатель»…
Она убежала, часа два, не меньше, я провалялся на диване, оглушенный, выпотрошенный. Голова гудела, плохо соображала. А потом вдруг отключился и проспал до позднего вечера. Это было самым тяжким для меня наказанием, потому что предстояла бессонная ночь. В моей аптечке не водилось снотворных средств, в ту ночь я не раз пожалел об этом…
Мы с Маргаритой часто разговаривали о супружеских изменах. «У кого что болит». Конечно же, Маргариту мучила необходимость спать с двумя мужчинами, то мытьем, то катаньем давала мне понять, как невыносима для нее такая жизнь.
— А что бы ты сделала, — спросил я однажды, — если бы узнала, что муж тебе изменяет?
Она посмотрела на меня удивленными глазами, криво усмехнулась:
— Быть того не может.
— И все-таки, — настаивал я. — Ведь ему тоже невозможным показалось бы, что ты неверна.
— Надо же… — Она неестественно рассмеялась. — Ну что бы я сделала? Собрала ему чемодан и выставила за дверь, что ж еще.
— А он, если бы узнал о тебе? — Не знаю, что на меня нашло, прямо садизм какой-то.
— Не приведи господь, — она сделалась серьезной. — Нам-то с дочкой идти некуда. Ведь некуда? — в упор уставилась на меня.
Я тогда, помнится, как-то отвертелся, кляня себя за дурацкую привычку задавать дурацкие вопросы. Маргарита любила подшучивать, что у нее нет любовника, что у нее два мужа, просто один из них все время уезжает в командировки. Старалась хоть так возвысить себя в собственных глазах, да, пожалуй, в моих тоже. И о доле правды в этой шутке знала лишь сама Маргарита. Когда-то я прочитал занятную фразу одного юмориста: «Интересно, испытывает ли жена к обманутому любовнику те же чувства, что и к мужу?». У нас все произошло с точностью до наоборот.
Я предполагал, каким нелегким будет объяснение с Маргаритой, но что дойдет до истерики, до семейной сцены… Тупиковая ситуация. Какие права имела она, замужняя женщина, на меня, холостяка? Маргарита назвала меня предателем. Но ведь я в самом деле предал ее. Предал ее, любящую, искреннюю, жертвенную. Предал, и никакие словесные и прочие выкрутасы не могут браться в расчет. Грех мой, неизбывная боль моя, Маргарита…
Во второй раз мы встретились в нашем дворе. Убежден, что не случайно. Маргарита хорошо изучила меня, но и я Маргариту не хуже. Наверняка подкарауливала меня, возвращавшегося с работы, слишком плохо разыграла «неожиданность», разволновалась. Сложность была еще в том, что разговаривали мы не защищенные от посторонних взглядов комнатными стенами, с приклеенными к губам идиотскими улыбками. Со стороны — все объяснимо и пристойно: бывшая больная мило беседует со своим доктором, рядовой случай.
— Как тебе живется? — улыбалась Маргарита.
— Нормально, — улыбался я.
— Я рада за тебя. Надеюсь, Лариса тоже в восторге.
— Не надо юродствовать, Маргарита, не казни меня так жестоко. Если не можешь простить, то хоть пожалей.
— Разве тебя уже надо жалеть? — быстро спросила она.
— Да не о том я, ты же все понимаешь. Я подло с тобой поступил, но это, к сожалению, оказалось сильней меня.
— К сожалению? — иронично вскинула брови Маргарита.
— К сожалению. Происходящее сейчас между нами сократит мне жизнь не на один год, это не пустые слова. Мне всегда будет плохо без тебя, ведь ты мой единственный друг.
— Ой, уж не предлагаешь ли ты мне остаться друзьями? Как это оригинально, свежо.
— Боюсь, не получится. О таком лишь мечтать можно.
— Я слышала, — после небольшой паузы, — ты скоро женишься, это правда?
Ответить я не сумел, лишь кивнул.
— С ума сойти… — Теперь она не улыбалась. — Да чем же она взяла тебя, железобетонного? В считанные дни скрутила… Что она умеет, чего не умею я? Никогда ведь не поверю, что покорила тебя постельными выкрутасами, не знаю тебя, что ли? Чем она тебя опоила, Боря? Ты в своем уме?
Что я мог ей ответить? Мучился, глядя в ее бледное лицо. Изнуренное, страдающее, оно было малопривлекательным, но что всего хуже, очень напоминало Валино. Они вообще были похожи, Валя и Маргарита, даже внешне. Женясь на Вере, я оскорблял их обеих. Одно из самых суровых испытаний в моей жизни.
— Ты пожалеешь об этом, — сказала она, не дождавшись моего ответа. — Я не желаю тебе зла, но ты еще пожалеешь об этом. Я буду несчастлива без тебя, нет смысла лукавить, но ты, когда опомнишься, когда пройдет угар… Бог тебе судья, Боря. — И заплакала…
Был и третий раз. После ее стихов, после свадьбы. И опять в субботу. Вера ушла на дежурство, я раскисал на диване, бездумно пялясь в телевизор, настроение было пакостным. Такое со мной, к несчастью, бывает частенько — вроде бы и причины особой нет, а свет не мил делается. Маргарита некстати вспомнилась…
Будь счастлив, раз таков мой жребий, с ней,
Настолько же, насколько я несчастлива…
И я вдруг решил позвонить ей. Не увидеться, просто позвонить, голос ее услышать. Бросит она трубку, не захочет со мной разговаривать — так, значит, тому и быть. Маргарита была права, мы не могли остаться друзьями, но слишком велика для меня оказалась потеря, сам не ожидал. Не обдумывал, что я ей скажу, не подыскивал причину — набрал номер и замер, прислушиваясь к бесстрастным длинным гудкам. Подумал было, что никого нет дома, почему-то обрадовался этому, хотел положить трубку, но тут прозвучал до боли знакомый голос: