Наваждение
Шрифт:
– В этой организации так не делается. Все работают вместе. Никакого соперничества и карьеризма. Там ее очень ценили. – Он болезненно сглотнул. – Даже любили.
Пендергаст откинулся назад:
– За несколько месяцев до гибели Хелен совершала какие-то короткие поездки. Мне говорила, что занимается исследованиями, но в детали не вдавалась. Теперь мне это кажется странным. «Врачи на крыльях» – организация лечебная и просветительская, а не исследовательская. Нужно было расспросить Хелен получше. Ты – врач… ты знаешь, о каких
Эстерхази задумался. Затем покачал головой:
– Извини, Алоизий, она мне ничего не говорила. Ей нравилось путешествовать, сам знаешь. И заниматься медицинскими исследованиями. Эти два увлечения и привели ее в «ВНК».
– А ваша семейная история? – спросил д’Агоста. – Какие-нибудь ссоры, старые обиды и тому подобное?
– Ее все любили. Я даже немного ревновал. Да и не было никаких семейных проблем. Родители наши умерли пятнадцать с лишним лет назад, я теперь последний из Эстерхази… – Он замялся.
– В чем дело? – Пендергаст подался вперед.
– Знаешь, задолго до того, как она познакомилась с тобой, у нее был неудачный роман. С каким-то проходимцем.
– Продолжай.
– Кажется, в аспирантуре. Она как-то раз приехала с ним из института на выходные. Блондин, лицо приятное, глаза голубые, высокий, спортивный. Все время носил светлые брюки и джемпера. Из старинного рода, вырос на Манхэттене, летний домик на Фишерс-Айленд. Говорил, что собирается стать инвестиционным банкиром… Полагаю, типаж ясен.
– Почему они расстались?
– Да были какие-то проблемы сексуального характера. Хелен об этом особо не распространялась… то ли извращенец, то ли садист.
– И что?
– Она его бросила. Он потом ей надоедал, звонил, письмами забрасывал… Впрочем, маниакального в этом ничего не прослеживалось. Ну а потом и забылось все. – Эстерхази махнул рукой. – Это произошло за шесть лет до того, как вы познакомились, и за девять до ее смерти. Вряд ли тут есть какая-то связь.
– Имени не помнишь?
Эстерхази потер виски:
– Адам… Звали его Адам. А фамилия… нет, наверное, я вообще фамилии не знал.
Воцарилось долгое молчание.
– Что-нибудь еще?
Эстерхази покачал головой:
– Не могу поверить, что кто-то намеренно причинил зло Хелен.
Пендергаст кивнул в сторону висевшей на стене гравюры, изображавшей ночь и белую сову на дереве.
– Одюбон?
– Да. Только, боюсь, репродукция. – Эстерхази посмотрел на гравюру. – Странно, что ты обратил внимание.
– Почему?
– Она висела в детской у Хелен. Сестра говорила, что, когда болеет, смотрит на нее по несколько часов подряд. Одюбона она обожала. Да ты наверняка это сам знаешь, – быстро добавил он. – Вот я и повесил на память.
На лице Пендергаста мелькнуло мимолетное удивление, и он спросил:
– А что ты можешь рассказать о жизни Хелен перед тем, как мы с ней познакомились?
– Для сестры не существовало ничего, кроме работы… Впрочем, одно время Хелен увлекалась альпинизмом. Каждые выходные отправлялась полазить.
– Куда?
– В горы Шаванганк. Она жила тогда в Нью-Йорке и много ездила. Отчасти по делам «ВНК» – в Бурунди, Индию, Эфиопию. А отчасти просто ради приключений. Помню, однажды я наткнулся на нее, когда она – лет пятнадцать или шестнадцать назад – в отчаянной спешке собиралась не куда-нибудь, а в Нью-Мадрид.
– Нью-Мадрид?
– Нью-Мадрид, штат Миссури. Зачем едет – не рассказывала; мол, я буду смеяться, если узнаю. Ты же помнишь, Алоизий, временами она никого не посвящала в свои тайны.
Д’Агоста украдкой взглянул на Пендергаста: похоже, Хелен обогнала мужа в скрытности и нежелании делиться своими мыслями.
– Жаль, что больше ничем не могу помочь. Если вдруг вспомню фамилию того парня, сообщу тебе.
Пендергаст поднялся.
– Спасибо, Джадсон. Прости, что огорошил правдой. К сожалению, у меня не было времени тебя подготовить.
– Я понимаю.
Доктор проводил их через коридор в переднюю.
– Постой, – начал он и осекся. Маска сдерживаемого гнева спала, на красивом лице отразилась сумятица чувств: неукротимая ярость, страдание, опустошение. – Помнишь, что я сказал? Я тоже хочу… я должен…
– Джадсон, – быстро заговорил Пендергаст, беря его за руку. – Послушай, я понимаю твое горе и гнев, но… В общем, этим делом займусь я.
Джадсон нахмурился, потом яростно дернул головой.
– Я тебя знаю, – мягко, но настойчиво продолжал Пендергаст. – И должен предупредить: не бери правосудие в свои руки. Прошу тебя.
Эстерхази перевел дух и ничего не ответил. Наконец Пендергаст коротко кивнул и вышел в ночь.
Закрыв за гостями дверь, Эстерхази минут пять простоял в темной передней, все еще тяжело дыша. Затем, оправившись от потрясения и гнева, он поспешил к себе в кабинет, подошел к оружейному шкафу, отпер его со второй попытки, от волнения уронив ключ. Коснулся начищенных до блеска винтовок и дрожащими руками снял со стойки «Холланд и Холланд ройял делюкс» с выполненным на заказ оптическим прицелом «Люпольд» серии VX–III. Внимательно оглядев винтовку, он поставил ее на место и тщательно запер шкаф.
Пусть Пендергаст сколько угодно вещает о силе закона, но пора Джадсону взять дело в свои руки. Потому что лучший способ сделать что-то правильно – это сделать все самому.
Глава 13
Новый Орлеан
Пендергаст подогнал «роллс-ройс» к частной парковке на Дофин-стрит, ярко освещенной натриевыми лампами. Охранник с оттопыренными ушами и помятой физиономией закрыл ворота и протянул Пендергасту талон, который тот засунул за солнцезащитный щиток.