Навеки твой
Шрифт:
«Дорогая Юдит, — Юдит прочитала письмо до конца и не увидела в нем ни одного восклицательного знака, — до меня дошли сведения, что ты попала в больницу. Надеюсь, ты поправишься. Стационар, руководимый унив. проф. д-ром Карлом Вебрехтом, где тебе, вероятно, предстоит проходить лечение, пользуется заслуженной славой. И я убежден, что ты попала в хорошие руки.
Две недели назад ты оставила мне на автоответчике сообщение, которое меня сильно задело. Знаю, что время, которое мы провели вместе, было самым прекрасным в моей жизни. Много злоключений произошло тогда. Я знаю также, что допустил серьезные ошибки. Как известно, любовь слепа. В результате ты от меня отвернулась. В моей безграничной любви
Постепенно прибегание к терапевтической помощи стало важным фактором, однако мне удалось-таки провести разделительную линию между мной и тобой. Поверь, это было непросто, это был самый глубокий и темный тоннель на моем жизненном пути. И я его прошел, свет снова озаряет своими лучами мою дорогу, правда не так ярко, как раньше, но день ото дня он по чуть-чуть прибавляет. Юдит, я никогда больше не приближусь к тебе. Я обещаю.
Твое сообщение на мобилбокс, дорогая Юдит, доставило мне сердечную боль. Ты как будто изменилась и стала не похожей на саму себя — агрессивной, озлобленной, полной ненависти. Твои слова причиняют боль. Ты пишешь, что тебя не купить на дурака, что ты якобы уверена, будто я за тобой наблюдаю, что я не смогу больше внушать тебе страх, ты хочешь, чтобы я, трус, показался. А если не покажусь, то ты меня разыщешь, где бы я ни находился.
Юдит, я никогда не желал вселять в тебя страх, одна только мысль об этом представляется мне страшной. Мне казалось, что в интересах нас обоих будет, если мы на какое-то время перестанем видеть и слышать друг друга. Поэтому я уединился. В данном случае я всего лишь последовал совету наших общих друзей. Они дали мне понять, что сейчас я вызываю в тебе аллергическую неприязнь. У меня и в мыслях не было прятаться от тебя. Не хватало мне еще приобрести в твоих глазах образ труса. Чтобы сказать тебе об этом, я и взялся написать это письмо.
Итак, Юдит, я здесь. К счастью, я могу существовать и без тебя. И все же: ни к чему другому я так не стремлюсь и не желал бы так сильно в жизни, как к тому, чтобы мы оставались друзьями. Если я тебе понадоблюсь, то всегда буду рядом. Никто не в силах лишить меня чувств к тебе. Преданный тебе, Ханнес».
Юдит отложила письмо и еще раз осмотрела руку. Она не дрожала. Тогда Юдит налила из синего термоса в чашку тепловатого кофе с кофеином, взяла стакан воды, выдавила таблетку из упаковки и почти поднесла ее ко рту, но не проглотила, а решила ополовинить. Вторую половинку засунула обратно в упаковку. Запила полтаблетки водой, сжала кулаки в предвкушении победы, которая приобретала все более реальные очертания, и сказала себе: больше никакого страха.
4
После этих событий Юдит удалось невозможное — целых три ночи подряд она спала как убитая. Вдобавок ее снова потянуло в общество. Оба этих достижения надо было отпраздновать. Как в старые времена, она наспех договорилась о совместном вечере в кругу друзей. Герд очень обрадовался и обещал прийти, несмотря на то что у них с Роми были билеты на «Порги и Бесс». Юдит: Роми? Герд: да, Роми. Уже тринадцать дней. Юдит: если ей уже исполнилось пятнадцать, пусть обязательно приходит!
Ильза, Роланд, Лара, Валентин — у всех на субботу были
И тогда Юдит в озорном состоянии духа овладела абсурдная идея, в которую она и сама пару дней назад ни за что бы не поверила. Однако письмо поставило все с ног на голову. Ее окрылял факт, что она могла пустить Ханнеса к себе в квартиру. Он свидетельствовал о безрассудной смелости, возвращал подобающее самоуважение, — его-то ей особенно недоставало в последнее время.
«Ни к чему иному я так не стремлюсь и не желал бы так сильно в жизни, как к тому, чтобы мы оставались друзьями», — написал он в своем неподражаемом патетическом стиле. Что ж, этот поезд, пожалуй, ушел — слишком много досадных моментов пришлось пережить. Но что мешает сделать небольшой шаг к примирению? Почему бы не продемонстрировать в тесном кругу друзей, что она снова в состоянии перепрыгнуть через свою тень?
Эта тень за несколько последних дней значительно сжалась, перестала ее преследовать, не внушала страха, не пыталась ей управлять и не выводила ее на ложные пути по краю пропасти. Вылечилась ли Юдит полностью от своего глупого и не очень серьезного заболевания, или слабости, или кризиса, или как еще назвать засевшего в голове «червяка»? Она горела от нетерпения доказать это себе самой. Для этого ей был необходим он.
«Привет, Ханнес, в субботу у меня собираются друзья — Герд со своей новой подругой, Лара с Валентином, Ильза, Роланд с Ниной, знакомая с работы. Если у тебя будет желание, приходи». Нет, надо кое-что изменить: «Если у тебя нет планов, то мы будем рады тебя видеть». И в конце прибавила: «Будет гуляш. Мы сядем за стол примерно в восемь. (Друзья приглашены на семь.)» И еще: «С дружеским приветом, Юдит».
Не через три минуты, а через три часа пришел короткий и деловитый ответ: «Привет, Юдит! Мило с твоей стороны. С удовольствием приду. До восьми вечера в субботу. Искренне твой, Ханнес».
5
Во-первых, таблетки не сочетаются с алкоголем. Во-вторых, вечером она немного выпьет (потому что начала еще с обеда). В-третьих, ей больше не нужны таблетки, поскольку она избавилась от страха. В-четвертых, она замечательно провела эту позднеоктябрьскую субботу — на Венском рынке, в универмаге «Хофер», у себя в кухне, на диване в гостиной с наушниками, под люстрой со сверкающим золотым дождем.
Гости, которым назначили на семь часов вечера, явились минута в минуту. Роми оказалась непоседливой жительницей Колумбии с прической а-ля Диана Росс после ливня. Она преподавала в Вене танцы. Но что еще более странно: Герд был по уши в нее влюблен. Такое с ним случалось раз в десять-пятнадцать лет. Удивительно, что ни одна из двух других пар не выносила свои проблемы на публику, и Нина идеально вписалась в партнерские отношения. Все это стало идеальной предпосылкой для Юдит, приподнятое настроение которой было немедленно отмечено гостями, чтобы в отстраненном тоне с налетом самоиронии поведать о времени «блуждания». Особенно подробно она описала сцену с похожим на римлянина молодым любителем рыбалки Крисом, который, невинно посапывая в одной с ней постели, в четыре утра внезапно проснулся от того, что его жестоко укусили. Правда, детали данного эпизода остались Нине не до конца понятны.