Навстречу судьбе

Уилсон Патриция

Она не знала, почему плачет — может, от острой горечи, а может, потому, что у нее нет таких же вос­поминаний, как у Маргариты и Алена. А может, при­чиной ее слез стал этот уютный, теплый дом, где жил человек, любивший вместо нее других, чужих для Дженны людей. Как бы там ни было, она плакала, ее серд­це молча исходило тоской, разрываясь на части.

Дженна не слышала, как кто-то вошел в комнату. Она слишком забылась в своем отчаянии, но, когда ее подняли и поставили на ноги, к отчаянию прибави­лось смущение. Секунду Ален смотрел в ее заплакан­ные глаза,

а затем обнял, прижав к себе, — видно, поняв, что приказами этот плач не остановить.

— Все в порядке, petite, — мягко проговорил он, зарывшись губами в ее волосы. — Этого я и ожидал.

— Какая жестокость… притащить меня сюда… — всхлипнула Дженна. — Что во всем этом хорошего? Одно беспокойство для вашей матери…

— Она не станет беспокоиться, поскольку вы вы­плачетесь здесь и возьмете себя в руки, прежде чем спуститься к ужину, — сообщил Ален, поднимая за подбородок ее мокрое лицо и пристально вглядываясь в него.

— А как же я? Или мои переживания не в счет?

— Возможно, они вам просто необходимы. Они сломают еще несколько барьеров.

Ален отвел ее волосы со лба и зажал в ладонях раскрасневшееся лицо Дженны. На его лице появи­лось мягкое выражение. Оглядев Дженну, он вытер слезы с ее щек.

— Поплачьте, Дженна, — мягко предложил он. — Это поможет вам прояснить прошлое. Надо, чтобы в будущем вы были счастливы.

Дженна уставилась на него заплаканными глазами, успокоенная его сильными руками и властным голо­сом. Как легко было бы просто погрузиться в его глаза и забыть обо всем остальном! Казалось, воздух вокруг снова ожил от его присутствия. Подобного чувства Дженна еще никогда не испытывала.

Ален торжествующе улыбнулся, и волна раздраже­ния, охватившая Дженну, остановила слезы и вывела ее из задумчивости. Это была всего лишь уловка, спо­соб помочь его матери, жестокий эксперимент челове­ка, считающего, что он имеет право на все.

— Безжалостный негодяй! — негромко выпалила Дженна, смаргивая последние слезы.

— Тогда прекратите бороться и смиритесь с моей победой. — Он пристально вгляделся в ее глаза. — Прежде чем покинуть этот дом, вы исцелитесь от боли прошлого.

— Пустите меня! — беспомощно выкрикнула Дженна. — Мне уже надоело, что меня втягивают в неприятные ситуации якобы для моего блага. Вы об­ращаетесь со мной как с неразумным ребенком!

— Иногда даже большие девочки плачут, — усмех­нулся он при виде такого внезапного перехода от слез к ярости. — Кстати, у меня уже появилась привычка постоянно утешать вас.

— Я хочу помочь приготовить ужин, — заявила Дженна и, быстро высвободившись из рук Алена, ста­ла искать расческу. Ей хотелось, чтобы Ален поскорее ушел отсюда, — в его присутствии она чувствовала себя слишком беспомощной. Что-то в этом человеке влекло Дженну, и она всегда поддавалась этому влече­нию. Но она уже поняла: опасно полагаться на мило­сердие Алена, поскольку он начисто лишен этого ка­чества.

— На кухню вас никто не звал, — предупредил Ален. — Маме нравится готовить еду самой. Кулина­рия — ее хобби, и она не позволяет вмешиваться

в этот процесс даже самым доброжелательным дилетан­там. Наша задача — вымыть посуду после ужина, и предупреждаю, что ее будет много. Беспорядок, неиз­бежный после артистических усилий, ничуть не инте­ресует мою мать.

— Вы моете посуду? — Дженна обернулась и изум­ленно уставилась на Алена. Он казался ей слишком спесивым, чтобы заниматься такой грязной работой. Даже Глин не снисходил до этого, а уж Ален тем более казался Дженне воплощением мужского высоко­мерия, чурающимся низменных домашних дел.

— Конечно, мою — притом весьма искусно! — Внезапно Ален улыбнулся и указал на багаж Дженны: — Пока разберите вещи. Так вы немного отвлече­тесь и не станете мешать матери. А после ужина по­раньше ляжете спать. Вы приехали сюда, чтобы попра­виться и набраться сил.

— Вы заставили меня приехать сюда! — возразила Дженна, заметив, что Ален вновь заговорил повели­тельным тоном.

— Об этом мы потолкуем через неделю, — предло­жил Ален, и Дженна решительно встретила его взгляд.

— К тому времени я буду уже в Англии.

— До Англии слишком далеко. — Прежде чем Дженна могла придумать достойное возражение, Ален вышел, тихо прикрыв за собой дверь.

Дженна не могла с уверенностью сказать, кто вы­играл эту схватку, но перевес был явно на стороне противника. Странно, но она совсем не чувствовала стыда оттого, что ее застали плачущей. У Алена было, по крайней мере, одно достоинство: он умел снимать напряжение и успокаивать. С другой стороны, если бы не он, успокаивать Дженну не понадобилось бы — она просто отказалась бы от поездки во Францию. Это обстоятельство перевешивало все достоинства Алена.

Ужин был великолепным. Дженна переоделась в мягкое шерстяное темно-синее платье и связала воло­сы лентой на затылке. Успокоившись, она почувство­вала, что обязана своим состоянием усилиям Маргари­ты хоть немного скрасить первый вечер в этом доме. Дженна по-прежнему не могла считать его хотя бы отчасти своим. Чем больше времени она проводила с матерью Алена, чем дольше дышала воздухом этого дома, тем острее ощущала себя чужой, незваной го­стьей, которая явилась сюда, чтобы нарушить покой этого места, вторгнуться в жизнь его обитателей.

Дженна не могла понять, для чего Ален настоял на ее приезде — если только не для того, чтобы заставить ее понять: она не имеет права вмешиваться в их про­шлое. В конце концов, Ален был человеком себе на уме и иногда кидал на нее украдкой весьма красноре­чивые взгляды. От них по спине Дженны пробегал холодок.

Во время ужина Дженна не раз вздрагивала, заме­чая пристальные взгляды Алена, особенно обращенные на ее блестящие серебристые волосы.

— Какая расточительность! — Маргарита улыбну­лась, когда они приступили к десерту — нежной мелкой землянике в меринговых корзиночках с кремовы­ми загогулинами. — Для земляники сейчас не сезон, она стоит очень дорого, но Ален купил ее в Париже сегодня утром. Полагаю, за ней гонялась одна из мно­гострадальных секретарш Алена.