– Спокойно, спокойно! – Мейетола перехватила мохнатую лапу в запястье. – Я рядом, мы рядом… Все хорошо, крысеныш, ты жив… Арэнкин, не стой деревом, помоги, нежить тебя забери! Ты что, себя не помнишь?!
Вазашек истошно визжал, упирался, порывался укусить наставников. В его маленьких глазках метался ужас. Он никого не узнавал, рвался обратно. Пасть лабиринта изрыгнула вазашка довольно быстро, но этого хватило, чтобы признать его воином.Лабиринт представлял собой замкнутый круг с одним выходом. Любому вазашку достаточно пройти пять кругов, нагам – больше. Рекорд прохождения был несколько сотен лет назад установлен вождем Витенегом – он обошел лабиринт по кругу ровно тридцать шесть раз. Арэнкин в свое время сломался на двадцать втором круге. Этого оказалось более чем достаточно для того, чтобы в будущем обходить лабиринт десятой дорогой и приближаться к входу лишь в особенных случаях – например, вытащить юнца, еще ничего не осознающего вокруг себя.Лабиринт
сводил с ума, вытягивал наружу все самые потаенные страхи. Посвящаемый входил, вооруженный одним мечом, и с его помощью сражался с тем, что встречалось ему на пути. С каждым кругом все сложнее, все страшнее, все больше сил требовалось. И, когда в очередной раз показывался вход, посвящаемого раздирали два желания – выскочить из лабиринта, броситься к наставникам, и – идти дальше, заглянуть за поворот. С каждым кругом первое желание все более брало верх… Случалось, посвящаемый погибал на середине пути. Нет, его никто не убивал. Просто вдоль пути раскладывались превосходные ножи из вулканического стекла…Лабиринт был запретной темой для нагов и юных вазашков. Каждому из них открывались свои собственные страхи.Юный Арэнкин промчался пятнадцать кругов, как молодой сенгид, лихо вспарывая холодным лезвием воплощенные и живые видения. А потом…– Тихо, тихо! Встань! – Арэнкин заставил вазашка посмотреть себе в глаза. – Что, лапы не держат? Ну уж нет, шесть кругов – не так много, никто тебя не потащит! Мейетола, тряхни-ка его за загривок, чтоб зубы застучали! Нечего из себя неженку строить!..Он старался не вспоминать этого. Он почти выполз из лабиринта на двадцать втором круге. Витенег увел его, придерживая за плечи. Наставники одобрительно кивали, а ему хотелось выть.Он не смог. Не победил страх, не взглянул ему в лицо. Он вышел сознательно, вышел потому, что не решился идти дальше. Наги обычно выбирались, подгоняемые безудержным ужасом, в полубеспамятстве, и не помнящие о том, что впереди мог ждать еще один круг, лабиринт буквально выплевывал их…Он не решился на еще один круг. Когда, спустя много лет, в лабиринт входил Шахига, Арэнкин был готов стоять на входе с мечом и плетью, чтобы в подобном случае загнать его обратно. Шахига не подвел, он бросился на Арэнкина с мечом, не узнавая его, кричал не своим голосом, срывавшимся из-за судорог, сжимавших горло. Десять дней он просидел в своих покоях у ледяного очага. Десять дней не спал, не ел и не желал никого видеть. На одиннадцатый провел лезвием меча по запястью. Долго смотрел на текущую кровь… Шахига прошел восемнадцать кругов, на четыре меньше, чем Арэнкин. Но это ничего не значило. Шахига справился со всем, что было ему отведено.– Арэнкин, возьми вон ту бадью! Давай, я его держу! А, гадюка, не отряхивайся так! Тьфу ты, крыса мокрая… Все, пришел в себя? Давай, сматывайся отсюда! Следующий! Не дрожи, ну, пошел!..Вазашки проходили лабиринт после одного-двух лет обучения. Они меняли собственную психику, превращались в воинов. Раньше вазашки противились испытанию, отправляли юнцов лишь для обычных тренировок, но многие изменили мнение после того, как нашлись непослушные и амбициозные крысята, и стало налицо отличие их от обычных бойцов. Ценьан до последнего был против того, чтобы Кусинг входил в лабиринт. Но юноша настаивал на своем и готовился к испытанию на следующий год.
– Лабиринт затрагивает психику посвящаемого, меняет его внутренний облик. Это страшно, это больно. Но и дает результат. С его помощью можно замаскировать твой облик, он перестанет быть земным, и ты приобретешь след жителя Халлетлова. Мейетола станет тренировать тебя с твоего согласия. Это выход, Елена. Пока твой след остается с трудом читаемым следом землянки, охота на тебя не прекратится. Я же смогу сдерживать клятву защищать тебя лишь до тех пор, пока жив. А я не распоряжаюсь собственной жизнью, никто не знает, сколько она продлится.
– Арэнкин, скажи, ты преподаешь что-нибудь вазашкам?
– Иногда.
– Наверное, им удается выспаться на твоих занятиях. Слушай меня: я не собираюсь никаким образом менять свою психику и внутренний облик. Я – землянка, и отказываться от этого не желаю. Все, что мне нужно, – тут она сделала паузу и, не моргнув глазом, солгала. – Это вернуться домой, на свою родную Землю. Я не хочу быть игральной костью ни в чьих руках – Ханга, Гирмэна, Эмун или же твоих. Потому что я более чем уверена – за твоими словами таится гораздо большее, чем внезапное и бескорыстное желание помочь попавшей в центр паутины женщине. Я дождусь Гирмэна лишь ради того, чтобы единственный раз взглянуть в его глаза и удостовериться, что он – тот, за кого я его принимаю. Да здесь ничего от меня и не зависит – ты ведь все равно не выпустишь меня отсюда, пока не предъявишь Вождю.
Арэнкин молчал, не глядя на нее.
– Если ты и вправду желаешь мне помочь – отведи меня к облачному морю.
Наг вздрогнул – это невозможно было не заметить.
– Зачем?
– Тогда, в Доме Медиумов, мне не хватило смелости. Сейчас я желаю рискнуть. Возможно, я смогу вернуться домой гораздо проще, чем можно представить.
– Я не буду этого обещать.
– Я и не сомневалась.
– Гирмэн вернется не ранее, чем через месяц. Возможно, позже. Замок в твоем распоряжении. Здесь ты находишься под моей защитой.
Елена встала, огляделась, высматривая сенгидов.
– Не нужно разливаться в красивых словах. "Защита" на самом деле означает "охрана", и бессмысленно это отрицать. Я всего-навсего твоя пленница, и неважно, сколько привилегий мне дает этот статус. Я согласна, что Скальный замок более располагает к себе, чем
сверкающие лаборатории, а твое общество несколько приятнее Ханга с его приборами. Но сути это не меняет. Зови летунов, Арэнкин, я страшно замерзла! Глава 4.Фануй выпустил струю воды изо рта, набрал воздуха и нырнул снова прежде, чем по его шевелюре прошелся хлыст. Рядом с ним изо всех сил барахтался Гансик, вазашек с бурой шерсткой. Впрочем, сейчас шерсть у всех была одинаковая – мокрая и гладкая. Когда Фануй вынырнул в следующий раз – через тридцать шагов – то увидел, как на берег, обламывая льдистую кромку, выкарабкивается один из его товарищей. Зеленоглазая нагини скептически покачала головой, обмахивая хлыстом высокие сапоги. Парень поплыл дальше, рассекая льдистое крошево. Он уже оставил позади себя большинство вазашков. А вчера целую минуту продержался против Мейетолы на ножах. Правда, подозревал, что она больше проверяла его, нежели билась в полную силу.Минуло две недели с того дня, как Фануй впервые вошел в тренировочный двор. Обычно кандидатов на обучение испытывали в течение месяца, но ровно за две недели до него на Север прибыло около двадцати вазашков. Парень считал, что неплохо показал себя; кроме того, свое дело сделала рекомендация Арэнкина.И вот он стоял посреди тренировочного двора, вытянувшись в струнку, в линию с четырнадцатью отобранными вазашками. Старый Охэнзи монотонно зачитывал положение о принятии кандидатов на учебу, конец свитка уже мел по песку, а в руках у него находился еще внушительный остаток. Фануй, сдерживая зевоту, разглядывал хмурое небо. Из-под арки нетерпеливо выглядывали вазашки, которые обучались уже долго. А посреди проема растянулся Кусинг – он задремал под речитатив нага, и один раз подыграл ему тонким храпом. Руки Фануя немилосердно чесались – весь вчерашний день он ползал по терновнику, отлавливая жирных тугих змей. Положенную двадцатку набрал к вечеру.Вот Охэнзи завершил особенно витиеватым слогом последнее внушение и посоветовал новым ученикам, как следует, отдохнуть и набраться сил уже перед завтрашним днем, так как "знайте, юноши, все, что вы видели и изучали до этой минуты, покажется детскими, не стоящими внимания истинных воинов забавами, и до посвящения дойдет не каждый".Все пятнадцать кандидатов ответили на его речь бодрой отрепетированной фразой. Охэнзи удалился с площадки, прямой и сухопарый, и, едва он скрылся, во двор влетела стайка вазашков с тряпками и хлыстиками в руках. Фануй не успел ничего сообразить, как на глаза легла черная повязка, кто-то схватил его под руку и потащил в неизвестном направлении. Вокруг стоял дикий визг. Парня легонько огрели по затылку, он несколько раз споткнулся о каменные пороги и ступени, один раз упал на четвереньки в скользкую лужу, потом кто-то запустил ему за шиворот нечто, по ощущениям похожее на огромную сороконожку. Вазашки вокруг яростно ругались, другие отвечали пронзительным хохотом, который отдавался гулким эхом – это позволяло предполагать, что их ведут по замковым коридорам. Вот визги усилились, а через миг Фануй присоединился к ним сам – на следующем шаге его до нитки окатило потоком ледяной воды. И тут же почувствовал вокруг свежий чистый воздух. Вазашки налетали друг на друга и бранились.
Фануй сдернул повязку под изумленный шепот вазашков. Вымокшие до нитки (и до шерстинки), они очутились на огромной площадке.
Она полукругом отгорожена почти отвесной скалой, по которой причудливыми змейками струилась черная вода, то образуя бочажки, то превращаясь в водопадики. Один из водопадов маскировал вход, через который они вошли. Скала образовала небольшой естественный навес так, что получилась своеобразная неглубокая, но высокая пещера. Сверху свешивались сталактиты, с которых с разной скоростью срывались капли воды. Свет заходящего солнца играл на каплях и струйках. В некоторых местах посверкивали кристаллы, вымытые водой. Впереди каменная площадка подходила к широкой реке, которая сейчас казалась черной. На площадке располагалось три больших водоема неправильной формы. Над первым из них кристаллизировался, почти звенел, морозный туман, его обрамляли неровные сталагмиты. Напротив морозного находился водоем, кипевший, как на огне. Над ним спиралями заворачивался мерцающий багровый пар. Третий, ближе к реке, едва просматривался сквозь завесь пара.
Раздался резкий свист и щелчок хлыста. Фануй непроизвольно пригнулся.
– Выстроились по росту! – послышался грозный окрик Шахиги. – Разговоры прекратить! Спиной к водоему, живо! – он снова щелкнул хлыстом и присвистнул.
Вазашки шустро заметались. Фануй, как самый высокий, оказался первым.Шахига оценивающе оглядел кандидатов. В руках он держал свиток, раза в три превосходящий по размерам свиток Охэнзи. Рядом с ним стоял молодой наг Кэнги с волосами цвета меди, собранными в гладкий хвост. Кусинг и еще трое вазашков покатывались со смеху за их спинами.
– Слушайте меня, крысята! – возвестил Шахига. – Слушайте и внимайте, ибо то, что вы услышите здесь и сейчас, должно пролиться в ваши хрупкие умы и прорасти в них пышными соцветиями!
– Сейчас вы даете клятву, которая свяжет вас на всю жизнь, поэтому хорошо подумайте, не лучше ли сбежать, пока не поздно! – раскатистым напевом подхватил Кэнги.
Вазашки переглянулись. Шахига откашлялся и встряхнул свитком.
– Повторять за мной слово в слово, дружно и бодро! "Мы, существа приближенные к разумным…"
Вазашки недовольно забормотали.
– Паав-та-рять! – гаркнул Кусинг таким басом, на который только был способен.