Найон
Шрифт:
– Хорошо. А что это?
– Скоро узнаете. Если у тебя есть сто рублей, тебя уважают, понятно?
– Где они лежат?
– Они всюду. Иногда ходят на двух ногах.
– Покажешь?
– Обязательно, сразу после отбоя. – Лампон взялся за второго: – А ты чего такой зажатый? Расслабься, тебя никто не съест. Пока ты мой друг, запомни.
– А зачем тебе сто… этих, рублей? Ты же здесь давно, и не смог найти.
– Я-то смог, а ты, вижу, слишком умный. Тебя били когда-нибудь?
– Били.
– Мало били. Короче, запомнили: меня зовут Лампон. Если кто будет обижать – сразу ко мне, я разберусь, кто прав. – Под визги девочек, в спальное помещение вернулась мамка. – Поговорим потом, – и верзила отчалил, чтобы мамка не вызвала на разговор малышей. Она тоже будет предлагать всем дружбу, в обмен за сообщения, кто чем занимался. Кто первый – тот и задружил. А наблюдатели из других группировок сделали пометки для себя: этих присвоил Лампон, их не трогаем.
Мамка трижды произвела хлопки над головой, призывая ко вниманию, помахала красным флажком.
– Построились, как я учила, и за мной, в столовую. У нас сегодня праздничный обед!
Колонна упёрлась в красный флажок. Из столовой выходила группа, в которой девочек оказалось больше, чем мальчиков. Они уже знают, что за угощение. И директор стоит при входе, что-то записывает в журнале. Возле него крутятся самые настойчивые, иногда он может подарить конфету, и тогда они бросаются наперегонки, кому первому удастся запихнуть в рот. Изо рта уже нельзя отнимать, таков местный закон. Мальчикам как-то ненавязчиво объяснили: за такое у нас бьют, и долго бьют, пока не пойдёт кровь.
– Группа? – Коленька Иванович приготовился отметить в журнале. Это первый день, пусть видят его участие и запомнят, что здесь есть директор.
– Сороковая, дробь двенадцать.
– Ах, новенькие? Налево, четвёртый ряд. У вас там будут две порции лишние. Выберите из своих, кто заслуживает добавку.
– Я уже определилась, – мамка взмахнула флажком. – Проходим в столовую, я покажу наши столы.
За прочными дверьми стоял треск ложек. Здесь учили кушать быстро и полезно для здоровья. Об этом сообщал плакат на стене, красными буквами, на белой бумаге. Так и хотелось дорисовать два цветочка или двух солдат, но нельзя. Это можно только на уроке рисования.
* * *
Для Мижа приключения начались ещё в автобусе. Зверёныш из соседнего бокса хотел сидеть возле окна, если бы Хала не поддержал, Миж не отбился бы. Как только этот гад получил под дых, так и вернулся на место. Сверкал от ярости глазами, грозился выбить зубы.
Сопровождающий всё видел, вмешиваться не стал, строго по инструкции. Их мир – пусть привыкают, впереди столько всего, чего не видели в стенах комплекса.
Впереди колонны шла машина с синими вспышками, это понравилось всем. После тесных боксов, без окон и дверях на замке, эти огромные кусты вдоль дороги обещали много новых открытий.
– Это деревья. Из них делают дрова. – Хала сидел рядом и блистал познаниями. – Вам разве не показывали кино на стене?
– Я только слышал.
– Значит, ты из группы риска.
– А что это?
Хала осмотрелся на всякий случай, прижался плечом к новому знакомому.
– Не все выживают на комплексе. Я видел двоих холодных. Вчера с ними играли в умную игру, а ночью сторож вынес обоих. Я приподнял голову, он мне пригрозил пальцем – спи!
– У нас много поменялось лиц, поэтому трудно запомнить. Тебе сколько лет?
– Мы одинаковые. Старших увезли прошлым летом, младших к нам не подпускают.
Навстречу неслась колонна военных.
– Смотрите! Солдаты!
Телята прилипли к окнам, мальчики очень хотели увидеть хотя бы один танк. Восьмиколёсные машины шли, но это не то. Пусть командиры гордо торчали из люков, но без пушки ты не герой.
– Там есть пушки, – кто-то возразил.
Зверёныш приблизился слишком быстро и плюнул в затылок Хале, как защитнику слабых. Тем самым дал понять, что он устроит им ад, только приедем.
Миж ладонью стёр плевок с волос соседа, вытер о свои брюки.
– Давай, я тоже за тебя буду делать. Нападёт этот конь, я его ударю изо всех сил.
Хала глянул на него недоверчиво.
– Драться всё равно придётся, лучше сейчас научиться. Если смелости хватит, надо сейчас.
– А воспитатель?
– Он отвернётся. Знаешь, – Хала понизил голос до шёпота, – я видел, как двое всыпали третьему. Он шёл напролом, как их не замечал. Они пропустили, схватили за ноги и задрали вверх. Он упал головой, руками успел закрыть голову.
– Ой… Надо попробовать. – Миж оглянулся на зверёныша.
– Тут надо действовать быстро и точно. Когда он будет выходить, мы с двух сторон схватим за ноги, как только пройдёт. Станет цепляться руками – а мы должны перехватить руки, рывком. И тогда он лицом получит, что заслуживает. Нам надо пересесть: ты с краю, я с той стороны прохода. Не бойся, главное – не струсить. И тогда остальные… больше никто не будет плевать в затылок.
Хала уговорил соседа поменяться местами, Миж охотно уступил тому и место у окна. У него перед глазами много раз проворачивалась сцена, как они с Халой разделываются с наглецом.
Автобусы свернули на площадку, выстроились напротив грузовиков. Воспитатель вышел уточнить дальнейшие действия, вернулся через какое-то время.
– Мы сейчас выходим и пересаживаемся в военные грузовики. Солдаты нас защитят от тех, кто не хочет работать. Выходим по одному, я называю имя, и быстро на выход.
Они ждали, когда прозвучит имя зверёныша.
– Зеремон!
Миж побледнел от страха, но всё же переборол его: мы вдвоём, один и не связывался бы.
Хала рассчитал до сантиметра, точно всю жизнь этим занимался. Подставил ногу в последний миг. Обидчик потерял равновесие, вскинул руки, чтобы уцепиться за спинки сидений.