Найти и уничтожить
Шрифт:
– Живой, выходит, – процедил Родимцев, для которого, как показалось Роману, вдруг перестало существовать все вокруг, даже апрельский лес замер.
– Вы… ты что, Ильич… – пробормотал он.
– Я – что? Ты меня спрашиваешь? Сука, падаль вонючая, провокатор! Я тебя на месте сейчас… Именем Союза Советских Социалистических… Ах ты…
Выстрелит, вдруг отчетливо осознал Роман. Сейчас командир отряда выстрелит в него, и наконец закончится то, что никак не могло завершиться с того самого момента, как он, рядовой Дробот,
– Убивайте, – проговорил Роман, удивляясь своей покорности.
– Сказать ничего не хочешь?
– Нет. Вы сами все знаете, товарищ командир.
Когда автомат, с которого Дробот не спускал глаз, чуть дернулся в руках Родимцева, он вдруг понял – остановили капитана именно эти его слова вкупе с обреченной покорностью. Не опуская оружие, Игорь выплюнул вопрос:
– Что я знаю? Говори, сволочь, – что я знаю.
– Знаете, за что собрались меня расстрелять. Вы офицер, умный, опытный. Вам виднее.
– Издеваешься, значит. Наглости хватает, да…
Он вступил в разговор, не пойми зачем, отметил Дробот. Стало быть, расстрел отменяется или как минимум откладывается. И Родимцев, выходит, не до конца уверен в своей правоте. Хотя это «не до конца» слишком уж, похоже, крошечное.
– Игорь Ильич, мы с Полиной вышли из окружения так же, как и вы. Я не знаю, правда не знаю, что вы сейчас собираетесь мне предъявить. Если я не имею права на последнее слово, то ребята, – кивок за спину Родимцева, – хотя бы обязаны услышать приговор.
– Нет, Дробот, умный у нас здесь – это как раз ты, – отчеканил командир. – Ребят вспомнил… Моих ребят… Вот, гляди, девять человек со мной. Девять, Дробот! Все, что осталось от отряда «Смерть врагу!», понимаешь ты или нет! Везде нас ждали засады! Везде! Из взвода Вани Прохорчука только один человек выжил, говорит – не было там, куда они вышли, никакой зенитной батареи! Зато фрицев, что тараканов! И объекта нету никакого, нас сразу зажали в колечко! Кто под свои бомбы не попал, тех расстреляли! В упор смолили, понимаешь ты, сука? Это не бой – бойня была! Фомин убит, я сам видел, как падал! И ничего, ничего не мог сделать!
– Теперь сделаете, – согласился Роман. – Расстреляете меня. За что?
– Он еще огрызается! – с искренним изумлением выкрикнул Родимцев, полуобернувшись к остальным. – Нет, товарищи, вы слышали? Он еще огрызается! Да я тебя, гад, без трибунала!
Снова обернувшись, командир шире расставил ноги, передернул затвор.
Все, понял Дробот. Вот теперь – все.
– Игорь, не смей!
Роман не успел понять, как и когда Полина Белозуб, все это время стоявшая чуть в стороне и наблюдавшая за происходящим, оказалась враз между ним и дулом командирского автомата.
– Не надо! – повторила она, голос звучал чисто и звонко.
– Полина, вон! В сторону! – заорал Родимцев.
– Нет! – заявила девушка твердо.
– Дура! Убрать! – рявкнул командир, приказывая не кому-то конкретно, а всем сразу – или же тому, кто первым проявит расторопность.
От небольшой группы отделился Павел Шалыгин – голова перевязана грязным бинтом из индивидуального пакета, с левой стороны коричневое смешалось с красным, но в целом он выглядел все тем же командиром отрядных разведчиков.
– Погоди, Ильич.
– Что ты сказал? – выдохнул изумленно Родимцев.
– Подожди, говорю. Охолони. Все мы тут… Короче, командир, разобраться бы. Если этот, – кивок в сторону Дробота, – гад, я с тобой рядом стану, вместе его кончим. Только пока я лично причин не вижу.
– Ты не видишь, Паша? Ты? Это не тебя с людьми в Охримовке ждала засада?
– Мы все попались, как дурные рыбки, – ответил Шалыгин. – Чего ж ты решил именно вот с него спросить? За всех фрицев, выходит так.
Полина не сходила с места. Переведя взгляд с Шалыгина на нее и обратно, Родимцев медленно опустил автомат.
– Интересно тебе? Другим тоже интересно?
Молчание остальных партизан прозвучало для командира лучше любого ответа.
– Хорошо, раз никто еще не понял ничего. Кто рассказал про секретный объект в лесу, рядом с лагерем? С чьих слов я донесение в Москву составил, которое ты, Полина, передала? Кто поведал о бетонной крошке в карманах убитых? Кто, получается, дезу нам задвинул, а мы – нет, я сначала это все сам проглотил, а потом и штабу скормил? Надо еще разобраться, как это рядовой Дробот так вот, по чистой случайности, выбрался из лагеря таким вот волшебным способом.
– Если ты сейчас его расстреляешь, Ильич, этого мы точно никогда не узнаем, – заметил Шалыгин.
– Заступник?
– Просто с кондачка не хочу решать, командир.
– Ты и так ничего не решаешь, – отрезал Родимцев. – Вся ответственность на мне. И отвечу сам, когда спросят и если спросят.
– Не годится, – Шалыгин сделал несколько шагов и встал чуть правее Полины, не перекрывая Дробота от дула вместе с ней, но все равно показывая готовность возразить командиру и, если нужно, защитить приговоренного.
– Ты на адвоката разве учился, Паша?
– Я, командир, на заводе работал, у меня рабфак только, и ты про это знаешь, – ответил Шалыгин. – У тебя образование вроде как, а все равно неважно складываешь уравнения. Забыл разве: сведения о том, что где-то под Охримовкой немцы что-то такое секретное строят, имелись там, в Москве, еще раньше, чем у нас в отряде появился Дробот. Сам же читал радиограмму. Ту самую, с приказом выдвинуться в указанный район и подтвердить. Вот парень и подтвердил.