Найти и уничтожить
Шрифт:
– Как так?
– А так. Уметь надо. Станешь прокурором – расскажу. Пока извиняй, – Ворон развел руками.
Спина с непривычки немного затекла. Выпрямившись, Дробот прошелся по превращенному в тюремную камеру подвалу, приблизился к стене с зарешеченным окном, привстал на цыпочки. Н-да, метра два до него, не больше. Похоже, выходит не во двор здания, а на поселковую улицу: снаружи отчетливо доносились голоса, то и дело сновали туда-сюда машины, кто-то периодически отдавал приказы и крыл кого-то беззлобным матом.
– Чего, на волю потянуло? – хохотнул Ворон. – Вылезти захотелось?
– Да нет… Так просто…
Дроботу самому трудно было объяснить, почему человек, оказавшись в мрачном полуподвале, без надежды скоро выйти отсюда, все равно тянется к единственному источнику солнечного света. Вместо ответа прошелся по кругу, сделал на ходу несколько гимнастических упражнений и снова вернулся на свое место.
Спекулянт. Полицай. Вор.
И он, боец Красной Армии, сбежавший пленный, военный преступник.
Да, среди всей этой компании он, окажись на месте представителя компетентных органов, сам не знал бы, что делать с неким Дроботом Романом.
Зато ответ на один вопрос у него точно имелся. Что ему делать в ожидании, пока мудрые головы разберутся, – спать, пользуясь моментом, что же еще. Судя по всему, как минимум до следующего утра вспоминать ни о нем, ни о его сокамерниках будет просто некому.
– Давай за победу, капитан!
Чокнувшись алюминиевыми кружками, офицеры выпили спирт. Родимцев тут же торопливо запил обжигающую жидкость, от которой успел отвыкнуть в лесу, двумя большими глотками воды из примятого с одного боку котелка. Капитан-гвардеец с красивой фамилией Оболенский закусил огромным, собственноручно состроенным бутербродом – чуть не половина банки тушенки на толстом куске хлеба. Крепкие белые зубы этого великана вкусно впились в хлеб, охватив если не половину, то добрую четверть.
Капитан Оболенский, у которого Игорь, выполняя приказ руководства, оперативно принял дела, долго мял его в своих медвежьих объятиях, узнав о том, что может, наконец, сняться с поселка и двинуться с ротой в сторону передовой. Родимцеву даже показалось, что этот сибирский богатырь, будто впрямь сошедший с тщательно прорисованных агитационных плакатов, на которых могучий советский воин насаживает на острие огромного штыка немцев, похожих на мелких серых тараканов, готов расцеловать его. Но в последний момент будто удержался, зато помял еще немного и с шумом помчался отдавать приказы по своей гвардейской мотострелковой роте. Отметить приказ Оболенский решил вечером и выполнил задуманное: не вошел, не ввалился – ворвался в комендатуру, где Родимцев уже понемногу обживался, и тот всерьез побаивался, что огромный, пышущий неудержимой энергией сибирский мужик развалит ему здание. А ведь оно оказалось одним из немногих, уцелевших после недавнего стремительного наступления.
Вообще-то, как пояснил ему Оболенский, сколько-нибудь стратегического значения поселок Хомутовка не имел. Расположился чуть в стороне от главного направления движения основных частей, и немцы не слишком в него вцепились. Отбить Хомутовку, по словам капитана, было важно хотя бы для того, чтобы еще немного отодвинуть линию фронта и тем самым дать понять – именно здесь, на этом участке, вскоре ожидаются важные подвижки. Возможно, предположил гвардеец, немцы потому и отдали поселок без особых усилий – подпустили поближе, дали возможность противнику начать, как они полагали, предсказуемые действия.
Конечно же, всех стратегических замыслов Ставки гвардеец не знал, да и не задумывался особо. Ему важнее было постоянно находиться при деле, на самом передке, потому исполнение обязанностей коменданта какого-то населенного пункта Хомутовка капитана Оболенского заметно тяготило. Тем более что сам он всего неделю как принял поселок у такого же, как он говорил, бедолаги. Предшественника перебросили на другой участок, рота же Оболенского, по его кудрявому выражению, увязла в провинции.
…Только сейчас, когда они пили спирт и капитан потчевал нового товарища фронтовыми байками, партизанский командир, наконец, в полной мере осознал правоту слов гвардейца. Еще днем, получив из штаба неожиданный для себя приказ оставаться со своими людьми в Хомутовке до особого распоряжения, исполняя обязанности коменданта, Игорь отнесся к этому спокойно. Теперь же, когда Оболенский обрисовал ему ситуацию вокруг поселка, стало окончательно ясно – это лишь начало его, капитана Родимцева, конца.
Когда отряд, точнее – его остатки прибыли в Хомутовку и командир, верный собственному приказу, отправил Романа Дробота под арест, он получил доступ к рации и связался с УШПД в Москве, давая о себе знать. Полученный ответ не удивил Родимцева: в штабе вполне обоснованно считали, что отряд «Смерть врагу!» полностью уничтожен еще четырнадцатого апреля и выход на связь воспринялся буквально как воскрешение из мертвых. Подготовив Полине короткий отчет и указав в нем на необходимость расследования всего, что произошло, Игорь упомянул о бойце Дроботе, которого считает целесообразным допросить в связи с провалом отряда.
Ответ пришел незамедлительно. Из него Родимцев узнал о провале подпольной сети в Ахтырке, в том числе – о гибели Татьяны Зиминой и всех, кто ушел с ней на задание. Время совпало со временем разгрома отряда «Строгова», что давало все основания сделать вывод: все это время партизаны и подполье, а через них УШПД и главное – четвертое управление НКВД получали дезинформацию. Не вполне пока понимая, почему товарищ Строгов настаивает на вине некоего бойца Дробота, штаб запросил его данные для проверки.
На этот раз ответа пришлось ожидать дольше. Но когда Полина приняла радиограмму, Родимцев увидел, как мгновенно изменилось ее лицо – оно враз стало серым, будто девушка узнала о гибели всех своих близких и поняла, что осталась в этом мире совсем одна. Да и то – ненадолго. У самого же Игоря Ильича полученная новость вызвала неожиданное удовлетворение, даже в какой-то мере – злорадство. Выходит, его смутные, ничем не подкрепленные подозрения насчет Дробота все же имели под собою основания.
Согласно полученным данным, гвардии рядовой Дробот Роман Михайлович пропал без вести в конце марта, без какой-то мелочи месяц назад. Обстоятельства его исчезновения теперь, когда он вновь появился, более чем подозрительные: Дробота направили в Особый отдел Воронежского фронта по распоряжению начальника особого отдела батальона, его обвиняли в антисоветской агитации и пропаганде, преступлении, особенно по законам военного времени, достаточно серьезном. Сопровождал преступника старший лейтенант НКВД Николай Дерябин, тот самый, которого сбежавший – теперь, похоже, якобы сбежавший из плена, – рядовой Дробот не раз называл изменником Родины. О нем нет никаких известий, Дерябина тоже записали в пропавшие без вести.