Найти себя
Шрифт:
Видеть такое раньше купцу никогда не доводилось, хотя приходилось бывать в разных городах, в том числе и порубежных. Добирался он и до Риги с Краковом, но и там эдакого отродясь не встречал.
Однако купить за бесценок нечего было и думать – хозяин и сам хорошо знал цену, но стоила ли вещица полтысячи, брали сомнения. Торг же успеха не принес – в ответ на предложенные две сотни владелец только насмешливо фыркнул, заявив, что цена часов на самом деле куда выше, чем он просит, и если бы не безвыходное положение, то он никогда бы и ни за что, но нужда и не на такое заставит пойти...
Купец понимающе кивнул. Такое с каждым может случиться. Вот только как теперь лучше поступить, хозяин обоза не знал.
Я спокойно ждал, прикидывая по плутоватым глазкам торгаша, что за мысли возятся у него в голове. Тот тем временем вертел мой «атлантик» и так и эдак, и мне едва удалось забрать часы, пока дело не дошло до опробования на зуб. Стекло в них, конечно, не простое, а достаточно прочное, но и зубы у наших русских купцов тоже не из ваты.
– Да я с самого краюшку – серебрецо али как? – виновато пояснил купец и вновь вернулся к первоначальному варианту, но на сей раз уже с прибавкой.– Давай прибавлю полста, и по рукам, а? Сам помысли – пока во Псков, пока обратно. Да там прокорм себе и лошадям, вот и выйдет из той же полутысячи в остатке две с половиной. А я их тебе враз отсчитаю, прямо туточки.
Я лишь насмешливо усмехнулся.
Плутоватые глазки купчины вновь заметались по сторонам в поисках наиболее приемлемого и... выгодного выхода. Для него, естественно, не для меня. Вначале он украдкой покосился налево, где сидел зевающий ратник, а может, судя по нарядной одежде, и начальник всей купеческой стражи.
Так-так. Понятно. Стало быть, появился соблазн попросту отнять часики. Ну да, десяток вооруженных пищалями холопов – это сила, и что сделает владелец вещицы, если он, Патрикей сын Никифоров, так поступит? Да ничего.
– Не вздумай,– тихо, но очень уверенно предупредил я, заранее продумав свою подстраховку.– Ключик для завода тебе все равно не отыскать, а без него они завтра встанут, и у тебя их даже за пару дукатов никто не возьмет.
Патрикей даже не стал меня заверять, что ни о чем таком вовсе не помышлял. Он лишь тоскливо вздохнул и согласно кивнул головой. Мол, и сам понимаю, что это не какое-то украшение, с которым все легко и просто, а часы. Как с ними потом обращаться, бог весть.
– Небось и ишшо всякие хитрости сокрыты? – поинтересовался он как бы между прочим.
– Небось сокрыты и ишшо,– в тон ему поддакнул я.
– Ну да, ну да,– закивал тот и вновь задумался.
Я его понимал. Дело и впрямь рискованное. Соглашаться на куплю? А что дальше? Кому потом такую дорогущую штуковину продашь? Разве что царю. А если не возьмет?
Вдобавок его, как мне показалось, смущал мой странный, если не сказать загадочный, вид – мужик, одетый в самое что ни на есть нищенское рубище, но выглядевший чересчур уверенно для смерда и даже для городского холопа.
Получалось эдакое противоречие, еще более усугублявшееся моим странным говором. С ним и вовсе чудно – эдак не то что мужики, а и бояре не говорят. То и дело не одно, так другое чудное словцо проскочит, будто парень совсем недавно сюда приехал. Тать? А чего ж он так одет, да и мужики возле него самые обыкновенные, видно, что мирные.
Иноземец? Да не может иноземец так чисто говорить, обязательно каждое третье слово исковеркает, а у этого полный порядок.
А определить надо, иначе непонятно, как самому себя вести, а от этого много зависит, ох как много. Нужный тон в беседе подобрать – целое искусство. И получалось, что остается согласиться на то, что я предлагаю. Нет, не купить, но помочь продать за определенную мзду. Десять копейных денег с каждого рубля – это неплохо.
К тому же если свыше пяти сотен, то тут и вовсе двойная надбавка. С каждой последующей сотни с рубля обещано положить в купеческий кошель двадцать копейных денег. И вроде бы уже есть пара прикидок, кто может заинтересоваться этим и в состоянии сразу взять и выложить и тысячу, а если надо, то и три-четыре тысячи ефимков [21] из тугой мошны.
– Что ж уговорил, согласный,– кивнул Патрикей и полюбопытствовал: – А как величать тебя прикажешь? Понятно, что Федот, а чей сын?
21
Тысячу, потому что серебряный талер, называемый на Руси ефимком (от полного названия «иоахимсталер»), был в два с лишним раза меньше рубля как счетно-весовой единицы. Если последний составлял по весу 68 г, то ефимок 27 – 29 г (в зависимости от места чеканки). Следовательно, если цена вещи – пятьсот рублей, значит, за нее надлежит выплатить от 1172 до 1260 ефимков.
– Батюшку Константином звали,– весело, поскольку дело, кажется, шло на лад, представился я и мысленно добавил: «Извини, пап, но коли один раз начал врать, придется стоять на этом до конца».
Разумеется, этого Патрикей слышать не мог.
А еще спустя час сани ольховских мужиков оказались пусть не доверху, но все равно изрядно нагруженные всякой всячиной, а в первую очередь хлебами.
Разумеется, все было посчитано и цена определена, причем только на этой сделке купец получал изрядную прибыль – на самом деле проданный провиант стоил куда дешевле. Несколько огорчало Патрикея лишь одно – расчет был обещан сразу после продажи диковинных часов. Ну да ладно. Купецкое дело – оно такое. Иной раз и обождать приходится.
– Строго по едокам делить. Понял ли, Степан? – еще раз проинструктировал я на прощание.– Гляди, чтоб все по-честному, тебе и так больше всех достанется.
Тот вместо ответа только сдернул шапку, истово перекрестился и упал мне в ноги, норовя поцеловать грязный лапоть. Говорить Степан не мог – оказывается, рыдания рвутся из груди не всегда от горя, бывает, что и от счастья.
– И мою двойную долю не забудь,– напомнил я,– половину Матрене снесешь, а половину травнице бабке Марье отдашь. Все понял? Не забудешь?
Степан лишь промычал в ответ что-то нечленораздельное и гулко стукнул себя кулаком в грудь.
«Кажется, тут все будет в порядке»,– решил я и спустя минуту расстался с мужиками, которые, весело нахлестывая тощих лошадок, поспешили обратно в деревню, а купеческий обоз покатил дальше через лес в сторону Невеля.
Впряженная в наши сани ледащая кобылка с трудом поспевала за бодрыми обозными конями, но чувствовала себя достаточно бодро.
Еще бы!
Лошадь – животное умное и сразу учуяло, для кого хозяин Ваньша Меньшой собирает все остатки сена у прочих мужиков.